Перевал в середине пути. Как преодолеть кризис среднего возраста

Однажды отец взял меня на пляж Рокуэй
во время урагана,
чтобы посмотреть, как ведет себя океан,
и это ужасно разозлило мою мать, чья любовь
была правильной, оберегающей.
Мы видели, как развалилась деревянная пристань.
Мы видели, как вода
поднялась до мостков, ощутили ее дикие
брызги.
В ту ночь: молчание за ужином, шторм,
рожденный из прохладного, знакомого воздуха.
Мой отец
всегда доводил свои восхитительные ошибки
до неприятностей. Мать всегда ожидала их,
будучи настороже,
как угнетенные,
ожидающие своего исторического момента.
В будни после шести я направлялся на велосипеде
в сторону «Флит-стрит Инн»,
чтобы забрать отца на ужин. Все его друзья
были там, гордые ирландцы-одиночки,
которые всегда хохотали.
Стыдно, что он там был, стыдно
было звать его домой. Но кем я тогда был,
как не мальчиком,
который научился любить
ветер, ветер, дующий, куда захочет,
невзирая ни на что. Наверное, я думал: катастрофа –
вот что сейчас происходит[60].

И снова мы видим, как родитель служит связующим звеном между ребенком и таинствами бушующего, ветром взбитого в пену моря – отец здесь выступает как проводник в мир чудес. Попытки матери защитить свое дитя – правильные, но ограничивающие – тоже проявление любви, необходимое ему. Таким образом, сталкиваются две формы эроса, а между ними оказывается ребенок. Ураган служит метафорой других, опасных штормов. Ребенку, находящемуся между матерью и отцом, стыдно звать отца домой, выступая в роли посланника. Он интериоризирует этот стыд как воспоминания о том, что он оказался в ловушке между родителями, любя их и нуждаясь в них обоих. Но при этом ему нужно следовать за потоком собственного внутреннего ветра, что бы ни происходило. Многие годы спустя обычные события воспринимаются как причиняющие вред. Какой вред, спросим мы? Каковы последствия? Как сегодня это сказывается на вас и на окружающих? Это вопросы для других стихотворений.

Человек так и будет продолжать нести в себе грусть, злость или непрожитую жизнь родителя, если не осознает этого. То же самое относится и к чувству стыда, ибо стыд означает, что индивид ощущает себя причастным к чужим травмам. В конце концов, мы можем судить других только по их душевным качествам, что вовсе не означает, что они тем временем не успеют нанести вред себе или окружающим. В приведенных трех стихотворениях Стивена Данна мы видим воплощение позитивных и негативных родительских комплексов. Опять-таки комплексы неизбежны. Неосознаваемое содержимое прошлого проникает в настоящее и определяет будущее. То, насколько мы ощущаем заботу о себе, напрямую влияет на нашу способность заботиться о других. То, насколько мы ощущаем предоставленную нам свободу, напрямую влияет на нашу способность строить собственную жизнь. Степень, в какой мы можем отважиться на отношения или даже воспринимать их как источник поддержки, а не вреда, есть прямое следствие уровня осознанности диалога с родительскими комплексами.

У многих из нас травмированные родители, которые не могут удовлетворить наши архетипические потребности в заботе или независимости. В период перевала в середине пути крайне важно изучить историю собственной жизни. Мне не раз доводилось слышать, что психотерапия сводится к обвинению родителей во всех напастях. Как раз наоборот, чем лучше мы осознаем хрупкость человеческой психики, тем выше вероятность того, что мы простим родителей и за их собственные травмы, и за травмы, нанесенные нам. Оставаться в неведении – тяжкое преступление, на которое мы не можем пойти. Там, где мы обнаруживаем свои травмы или некий дефицит, мы обязаны поработать с собой.