Перевал в середине пути

Друзья считают, что мне нельзя,
Никогда изменять свои песни,
Если бы им было дано знать, что стоит на кону:
Так я изменяю самого себя[81].

Три поэта, о которых пойдет речь далее, прикладывали сознательные усилия для работы над своим личным мифом. Так как великие мифы о жезле и митре, то есть о фундаментальной власти трона и церкви, постепенно сошли на нет, людям осталось только искать свой собственный путь через пустыню. Большинство современных произведений искусства свидетельствуют о нашей потребности пройти сквозь каменную стену прошлого, рядясь в одежду из символов, которая вроде бы неплоха сама по себе, но главным ее предназначением является все-таки вычленение значений из личного опыта. Если сегодня духовные источники прошлого оказываются недоступны для художников, то тогда в качестве ориентиров они могут использовать только координаты души, сконструированные из осколков личной биографии человека. Главными составляющими биографии являются обычно отец и мать, семейная атмосфера и культурные установки детского периода жизни. В предыдущей главе мы видели, как Стефан Данн прорабатывал материнский и отцовский комплексы. Три других современных американских поэта – Теодор Ретке, Ричард Хьюго и Дайана Уэйкоски – тоже просеивают тезаурус памяти, пытаясь сложить из разрозненных осколков целостное ощущение собственного Я.

Как уже говорилось, две самые важные человеческие потребности – это потребность в заботе и потребность в доверии, то есть в ощущении, что жизнь как-то помогает и поддерживает нас и что мы можем достичь своей цели. Теодор Ретке провел свое детство в Сагинау, штат Мичиган; там у его отца была теплица. К этой теплице он обращается во многих своих стихотворениях, ибо она символизирует не только его родной дом, но и воспоминания о «райском зеленом уголке». Родительские образы являются потенциальными носителями архетипических сил заботы и доверия. Когда родители в состоянии нести и передавать эти силы, они начинают активизироваться внутри ребенка. Если же родители не могли обеспечить своего ребенка такими силами, то он начинает искать их у других людей, которые могли заменить родителей. В приведенном ниже стихотворении Ретке вспоминает, спустя много лет, трех отцовских работниц, которые помогли удовлетворить архетипические потребности мальчика:

Ушли в прошлое три древние женщины,
Под которыми скрипели ступеньки тепличных лестниц,
Когда они тянули белые веревки
Чтобы подтянуть, подтянуть
Плети душистого горошка, львиный зев,
Настурции, вьющиеся розы —
К стройным гвоздикам и красным
Хризантемам; жесткие стебли,
Соединяли в сноп.
Они привязывали и поправляли,—
Эти цветочные – и больше ничьи – няни.
Они сновали вверх-вниз,
Быстрее птиц. Просеивая грязь,
Они опрыскивали и шевелили растения,
Широко расставив ноги.
Их юбки развевались, как полог палатки,
Их влажные руки мерцали;
Как ведьмы, они летали вдоль грядок,
Легко и свободно творя.
При помощи усиков растений
Они сшивали воздух стеблями;
Они проращивали семена, застывшие от холода,—
Все эти кружочки, петельки и завитки.
Они ставили на солнце шпалеру, по которой вились
растения;
Они для растений делали больше, чем для себя.

Я вспоминаю, как они подняли меня, рослого мальчика,
Сжимая и толкая меня под ребра,
Пока я, смеясь, лежал у них на руках,
Нежась, как в супружеской постели.
Сейчас, когда в постели мне холодно и одиноко,
Они все еще находятся возле меня —
Эти древние, жилистые старухи,
В своих цветастых платках, пропахших потом,
С поцарапанными запястьями,
И дыханием, слегка отдающим нюхательным табаком,
Легкое дуновение которого почувствовал я
в своем первом сне[82].