Перевернутая карта палача

Молния, и снова прицельно в середину перекрёстка! Гром. Короткая глухота… Вот утомлённым ушам удаётся разобрать, как от замка грохочет карета. Подъехала. Встала вне круга конных.

Молния! Ветвистая, узорная: синий росчерк разделяется и оплетает камни близ перекрёстка, два соседних. Световой канат натягивается, гудя и пульсируя, он будто притягивает тучу ниже, к самой дороге. Дождь нещадно хлещет, гром непрестанно воет… и на душе тягостно, жутко.

Ул дёрнулся, поймав ощущение движения, вскинул руку, привлек внимание Дорна и указал направление.

Из тьмы в развилке молнии проявилось фигура, все внятнее и ближе. Гром зарокотал порывами, в такт шагов.

Фигура женская, — в какой-то миг осознал Ул. Длинное платье, высокая причёска, блескучие каменья в волосах, на шее, на запястьях изящных рук. Надменная посадка головы. Видно женщину со спины, она замерла в арке молний лицом к замку. Вот оборачивается, чтобы оглядеться… Ул подсек Дорна под колени, уронил лицом в мох и сам упал сверху, накрыв голову руками. Ледяной взгляд прошуршал неуместным среди лета инеем. Зима коснулась стволов на уровне плеч. Порывом пролетел и сгинул запах талой воды… Зима отметила и пересчитала всех встречающих, заморозила стрелка на сосне — и тот, не охнув, камнем рухнул из высокой засады. Тело прокатилось по дороге звонко, дробно — будто и впрямь ледяное.

— Ты доставил голову? Проверил, последний ли уничтожен, как и было рассчитано? — голос женщины прозвенел хрустальными льдинками.

— Полученный у здешних выродков приказ дозволял убить. Но пришлось уничтожить и цель, и сопровождающего человека, не опасного нам, — голос Рэкста глухо доносился из кареты. — Превышение приказа вынудило меня покинуть место казни без задержки. Смерть я учуял. Сомнений нет.

— Тогда почему я не могу вступить в четвертое царство? — голос женщины зазвенел бешенством.

— Возможно, расчет неточен, — дрогнул бес. — Я всегда знаю, убит ли враг. Младенец мертв. Но, полагаю, он не последний такой.

— Почему ты не вышел и говоришь со мной оттуда? Преклони колени перед королевой, — хлыстом ударил приказ.

Стало слышно, как бес, рыча и цепляясь за что попало, выбирается из кареты.

Ул лежал, не дыша — будто он нырнул в реку — и старался стать как можно незаметнее, обратившись целиком в слух. У беса неровные шаги — спотыкающиеся, короткие. Он опирается на палку или клинок…

— Ранен? Ты? — презрительно звякнул женский голос.

— Проявил неосторожность. Ранен древним клинком, одним из тех, что выковали атлы, — выдавил бес. — Нет, не надо… Признаю, я пытался умолчать о худшем. В ране я ощутил помимо стали… я ощутил свет и горячую боль.

— Значит, голову не отрезал. Врата не распечатал. Явился и лгал, — голос женщины прошелестел змеиной чешуёй. — Устал от города, тварь лесная? Кто ты такой, чтобы скулить? Ты вытянул свою судьбу по собственной воле. Чью бы ошибку мы не выявили теперь, исправлять её предстоит тебе. Принеси голову последнего. До того не смей и думать о поиске того, что тебе важно.

Шаги, отдаваясь громом, удалились, стихли. Изморозь сдалась лету, стекла холодными каплями по сосновой коре. Голубоватые сполохи пульсирующего ствола молний угасли.

Истошно заорал кто-то из наемников. Очнувшись от окаменения, он хлестнул скакуна и умчался, не разбирая дороги. Зарычал бес. Он хромал, клацал ножнами по камням. Теперь на слух понятно: бес, определённо, опирался именно на оружие…

Ул позволил себе долгий, медленный вдох, ощутил запах грозы и леса — будто из смерти вернулся в родной мир. От мха и до крон, просторно и мощно, прокатился тоскливый, замогильный вой… Шарахнулись, хрипя отчаянием, кони, вмиг взбесились. Карета с грохотом опрокинулась, её и такую, лежащую на боку, уволокла истошно ржущая шестёрка упряжных. Вой повторился, жутче и безнадёжнее прежнего.

Ул разогнулся, обнял холодный ствол, прижался щекой к сосне, и, перемогая страх, стал смотреть, как катается по траве бес, корчится, заходится тоскливым стоном. Рэкст рычит, скалится, рвет ворот от шеи — будто удушен, будто нет ему спасения.

— Ты, оказывается, не слуга, — впервые испытав укол чего-то, похожего на сострадание, прошептал Ул. — Ты вещь… врага. Значит, сам ты не враг? Разве виновен хоть в чем клинок Дорна? Он оружие, как и ты. Но ему не больно, в отличие от тебя.

Бес затих, сник на траве у обочины. Он долго оставался неподвижным. Наконец, встал, опираясь на костыль ножен. Осмотрелся, закинул голову, подставив лицо дождю. Вслушался в грозу, повёл плечами, по-звериному встряхнулся — и заковылял к замку.

Перекрёсток опустел. Ул готов был поклясться чем угодно, даже и жизнью, что никто не сунется сюда до окончания грозы. Он понял верность своих догадок, когда понесли кони. Когда ледяное внимание женщины нашло стрелка, обрушило с высокого помоста. И оставило лежать на камнях осколками тела. В один беглый взгляд, лишь заподозрив намёк на угрозу, загадочная и жуткая гостья не просто заморозила человека, но превратила его в хрупкий, мёртвый лёд…