— Хэйд скогтил его год назад, — прошелестел ближний. Поморщился, копируя привычку беса. — Совесть и всё такое… а ещё титул для его сводного брата и помилование для отца, вороватого и небрежного по старости. Убрать его теперь или погодя?
— Ты слышал, — ласково улыбнулся бес, и во взгляде возник оттенок раздраженной желтизны. — Если увижу или учую. Разве я лгал? Или ты сам принимаешь решения?
— Я слышал. Простите. Но почему?
— Он удачно выбрал день.
— И… всё? Он предал вас, он лгал вам, он…
— Он человечишка, как и ты. Как все вы. Он ещё и воровал у меня, — промурлыкал бес, приходя в куда лучшее настроение. — Так мило и старомодно прикапывал золото в лесу. По мнению людишек, он достоин кары… Но вот вопрос: ты посмел бы просить меня о том, о чем попросил он?
Бес обернулся, нагнулся вперед и взглянул на ближнего в упор, не мигая. И смотрел, пока тот посинел, дергаясь в непроизвольном спазме. Дышать ближний не мог. И медленно, обреченно погибал… пока бес не отвел взгляд.
Рэкст негромко рассмеялся.
Глава 5. Мир, утративший цвет
«Туча прогибает горизонт, обещая дождь — благословение для сохнущего южного поля, еще не готового разродиться спелым зерном.
Туча надвигается стремительно, оборачиваясь проклятием. Эта туча — саранча. Безнадежно искать спасение… Разве вот — случай будет добр сверх меры и задержит в гостевом доме ноба золотой крови. Случай наделит того ноба избытком благодарности за некую услугу, оказанную ему селянами. И выйдет ноб, и встанет лицом к проклятию и преодолеет тьму.
Но таковы мечты и сказки. В яви ноб-спаситель недосягаем. Он давно разменял золото сердца на монеты или оказался погребен под градом ударов судьбы, надорвался, бессильный отвести все беды…
Я был свидетелем нашествия. Молил о чуде истово и страстно, в едином порыве с каждым, способным выдохнуть отчаянную просьбу и надеяться на её исполнение. Я видел годовалых младенцев, сознающих беду, и стариков на смертном одре, ещё способных отчаяться, даже в последний свой миг…
Туча омрачила горизонт тенью рока. Туча шелестела мириадами крыльев, заполоняя простор небес и заглушая мольбы и просьбы людей. Что ей слезы пахаря, что ей стоны всей его семьи, обреченной встретить зиму на чёрном, мертвом поле, ставшем до срока — погостом. Туча уже рядом, она вал смерти, молох, истирающий мироздание — в бесплодную пыль…
Я был там, тщетно искал в душе хоть крупицу золота, будучи лишь слабым отпрыском синей ветви. Отчаяние людей обратило их гнев против меня, никчемного. Они бросали камни, отвернувшись от смертоносного вала. Они проклинали. Я стоял беззащитный под градом их гнева, и тьма поглотила меня…
Мы — нобы, соль и суть этого мира. Мы наделены силой, которую сами плохо осознаем. Мы используем её для интриг, забав и даже мести. Нас надо ставить под град камней, чтобы хоть тогда мы поняли, что бездействуя, вредим более саранчи.