Перевернутая карта палача

— Тот рэкст назвал меня белым тигром, — нехотя выдавил Дорн. — Я человек. Но во мне что-то шевельнулось в ответ на его слова. Я выбрал путь за врата, Ул прав. Был твой запах, в нем боль и страх. Не знаю, почему показалось важно помочь. Глупо.

— Глупо, — всхлипнул вервр. — Не верю ни одному слову! Не должен верить! Ловушка… злая ловушка.

Он резко вдохнул, заколебался… и пропал под водой. Дорн разразился руганью. Ул тихонько рассмеялся. Посоветовал ждать, не тратя сил. Решив бросить врагов, их не допрашивают так долго и не выслушивают так внимательно.

— Вы с ним похожи, — отметил Ул, утешая друга. — Выродки в своих городах. Вспомни, что ты кричал, когда я мел пыль. Но ты не проклял. Погоди, он вернется. Наверное, даже с едой. Как рука?

— Заживает. Ты о своих ранах думай, умник.

— Я в порядке. Но вот беда: я тоже не верю Чиа, я тоже боюсь ловушки, — задумался Ул. — Всякая бессмерть сильна. Почему ты смог одолеть людей, а он — нет? Почему его везли, охраняя лишь вдвоем? На кого охотились летуны? Я решил: он приманка. Его много раз возили по городу. Вопрос в том, вольно или невольно он стал приманкой.

— В его позвоночнике был шип. К обеим рукам тянулись трубки с жидкостью. Его держали без сознания и донимали непрестанной болью, пока я не выдрал трубки из вен, — припомнил Дорн. — Мне повезло… вернее, я что-то уловил и успел располовинить клинком штуковину в руках охранника. Кажется, её собирались задействовать. В позвоночнике у пацана был не просто шип. Ядовитый, и яд — в стекле. Не разбился чудом.

— Думаешь, его уже пробовали спасать и попадались?

— Или он уже сбегал и его обманывали… — пожал плечами Дорн. — Связал нас на совесть. Попробую перегрызть твою веревку. — Дорн лег на бок и надолго замолчал, смещаясь вроде червяка — медленно, с каждым извивом тела. — Плохо. Веревка вроде стального жгута, плетеного.

— Он опытен на все свои полторы тысячи лет, — огорчился Ул. — Если подумать… После многих предательств ты бы обрёк двух сомнительных людей на смерть и испытал вину — или рискнул всем и подставил близких?

— Первое звучит разумнее.

— Тогда он не вернется, — расстроился Ул. — Мальчишеское решение — спасать чужаков… Странно, что в своём возрасте он такой мелкий, прям с меня. Лицо детское. Эй, давай отдохнем. Я не выспался. Кажется, у нас есть время.

— Полно, — усмехнулся Дорн.

Второй раз Ул проснулся и отметил: руки связаны по-прежнему, но в убежище теплее и светлее. Он сел, осмотрелся. Рассмеялся: вервр поодаль то рычал, то всхлипывал. Он и в полторы тысячи лет остался пацаном, не способным к хладнокровным решениям логики, а не сердца.

— Я вспомнил травы, — поморщился вервр, стёр рукавом слезы и шмыгнул носом. — На них был запах. Их собрала та же рука, что дала мне. Значит, вы из иного мира, хоть часть ваших слов правдива. Плохо… Не смог уйти. Теперь буду грызть себя. Там, наверху, охота. Но вы не подавали знака, на вас нет метки. Ищут везде одинаково. Ещё три дня люди не уймутся. У людей всегда так, если в их мир вторглась королева. Чиновники девяти-десяти рангов. Отказ от традиций, замена письменности с усложнением. Удаление опасных знаний. Развитие, превращенное в грызню за власть. Люди и без неё справляются… Но королева предпочитает всё держать под контролем. Она сплошной ледяной страх. Говорите, убила просто так? Похоже. Но четвертого царства нет, я уверен.

Дорн вздохнул и начал обстоятельно рассказывать о своём мире, каким он видится жителю столицы. Ул слушал молча, пока мог. Хватило его не надолго, стало важно вносить поправки, когда Дорн понёс околесицу. Что значит — «в деревнях живут счастливо и славят князя?». Или — «на полях растет урожай, и делится он между хозяином, работником и князем по общему согласию»?

— Говори на своём наречии, — велел вервр. Вслушался, кивнул. — Теперь ты… Язык настоящий и вам родной, слышу. Что мне делать?

Он отчаялся, сжался в дрожащий комок. Глаза блестели затравленно, уши дрожали.

— Я должен был бросить вас в парке, но вас бы убили, — нехотя признал вервр. — Я должен был бросить вас на берегу, но вас бы убили. Я должен был… все знаю. — Он метнулся, склонился над Улом. — Тебя бросить просто. Ты насквозь фальшивый. В тебе мало человека. — Вервр обернулся к Дорну. — Я жил довольно, чтобы усвоить правило. Проще жалеть о сделанных ошибках, чем о несделанных. Помни: если я сейчас ошибаюсь, то вина — твоя, белый тигр. С того момента, как я очнулся, вина — твоя. Мне никто не дарил такой травы. И вообще… глупо. И ещё запах… да ну вас!

Вервр в два движения ослабил путы, до боли прикусил запястья, отскочил к воде. Мрачно, едва слышным шепотом, посоветовал собираться быстро. Бросил к ногам мешок с корешками и назвал их годной едой. Так же дрожа ушами, вервр дождался окончания сборов и нырнул, едва веревка оказалась закреплена на поясах.