— Мне восемнадцать… почти. Дядюшка, если я смогу поговорить со старшим Тэйтом, возьметесь составить официальное письмо с родовым гербом и прочим подобающим? Это большая работа, узор по канону… Одного поручителя за род Донго я изыщу, бал в помощь. Со вторым сложнее.
— Отложим вопрос на два дня, — поморщился Монз. — Может статься, мы увидим, кто приманивал в Тосэн обедневших нобов, обещая по десять сомов золотом на семью.
— При чем тут золото? — Сэн вспыхнул, даже вскочил. — Вы слушали меня? Я говорю о нас с Элой!
— Два дня, ровно. Сегодня изволь помочь Улу разнести книги вот из этого списка людям, в нем же указанным. У тебя кружится голова, в глазах туман любви, а парень надрывается один за всех! Мне помогает, рыбку на обед ловит, полы трёт, с деревянной саблей прыгает до седьмого пота и затем ещё стирает рубаху, — надтреснутый голос Монза стал громок и задребезжал гневом. — Кто из вас чудовище, следует разобрать! Немедленно вымой посуду, Ула тебе не прислуга. Вечером покажи пацану саблю, покуда он не извелся. С толком покажи, с историей её. Всё понял? Или снова не слушал? Или здесь и нет тех, кого гордому нобу стоит слушать?
— Простите, — Сэн поклонился и сел, виновато моргая, будто лишь теперь очнулся.
— Простить его! — воинственно проскрипел Монз, продолжая взглядом выдавливать мелкие оконные стёклышки и не поворачивая головы к собеседнику. — Ула, накинь нарядный платок. Сегодня день отдыха, мы заслужили. Да! Мы идем гулять. У тебя сын — чудовище, а друг его конченый шалопай. За два месяца в Тосэне оболтусам не выпало свободного дня, чтобы показать матушке главные улицы. Мы без них осмотрим фонтан и откушаем сладких булочек. Сегодня на Первой площади день цветочной торговли, праздник. А эти пусть-ка попотеют.
Против ожиданий Ула, мама ни словечка не возразила и не стала охать. Чинно набросила платок и, отворотясь от стола с грязной посудой, покинула кухню.
Вымыть всё и расставить по местам удалось бы куда скорее без помощи Сэна, более похожей на зловредную помеху. Но Ул не сердился. В голове такое творилось… Пока он стрелял из лука, рисовал буквицы и тёрся у свёртка с саблей, как кот возле кошачьей мяты, мама разогнулась и обзавелась кружевным платком! У неё вроде и седины в волосах поубавилось. Или — кажется? Но спина-то уж точно распрямилась…
— Как же понимать? — недоумевал Ул, вытолкнув спотыкающегося Сэна в коридор и нагрузив двумя мешками книг. — Что я видел? Сколько маме лет, вот вопрос-то… Сорок семь. По меркам города она, вроде, не старая. Тетка Ана вон, в свои сорок сжила со свету двух мужей. Теперь вздыхает всякий раз, когда мимо идет рослый грузчик. Дядьке Монзу и на медный пескарик в долг не даёт, а прежде и счёта за ним не вела, я слышал от наёмных торговок. Сэн, я что, упустил так много важного?
— Монз привык к вам. Числит семьёй, но не в том смысле, — отмахнулся приятель, споткнулся и замер у стены, ожидая, пока Ул запрёт дверь. — Он устал быть один и боится, что скоро всё переменится к худшему. Праздник устраивает. Так я думаю.
Ул взвалил на спину мешок с книгами и побрёл, сгибаясь, чтобы ровнее распределить груз. Тяжело и душно стало от слов Сэна, а вовсе не из-за книг. Праздник устраивают напоследок. Был разговор о человеке из столицы, и вот Монз раздаёт книги.
— Кажется, он хочет оставить вам дом, — едва слышно выговорил Сэн. — Надо спросить прямо, пока не поздно. Прости, я оторвался от дел, я и времени не чуял. Мысли бежали мимо, и все не в стихах. Поговорил со старшими у Элы, и рифмы из меня выдавило, как… как гной из раны. Мне больно, но я протрезвел.
Дальше шли молча. В голове Ула звенело и гудело недоумение. Он порадовался за маму, а выходит, ничего и нет хорошего в праздниках?
— Куда идём? — дёрнул за рубаху Сэн. — Я видел список, есть адреса в нижнем городе, туда бы сперва дотащить, станет хоть малость легче.
— А? Нет, надо срочно подписать бумагу, и сразу станет вовсе легко, — Ул загадочно улыбнулся и прибавил шаг.
Сэн едва поспевал следом, но из гордости не просил о передышке. Он старший, его мешки легче, хоть их и два… Честь равно неудобна и при общении с врагами, и при сопровождении хитроватых друзей.
Когда Ул прислонил мешок к ограде и разогнулся, на Сэна было больно глянуть. Парня пошатывало, его рубаха вымокла по всей спине. Сэн не разгибался и не отлипал от стены, пока Ул льстивой скороговоркой и горстью монеток убеждал трактирного служку присмотреть за мешками и заодно стращал: в них имущество, предназначенное городу, такое уворовать — шею под топор уложить!
Прихваченный за локоть Сэн побрел, куда направили, с полнейшим безразличием. Навис над столом и подписал бумагу, не понимая совершенно ничего. Вернулся к мешкам и сник у стены, лишь теперь понемногу приходя в себя и недоумевая: что он делает возле конюшен? Место людное, почётное, тут богатые жители Тосэна держат породистых скакунов, здесь же проводят конные парады, а юные нобы берут уроки верховой езды. Но книг тут не хранят!