Перевернутая карта палача

Ночь владела городом, не позволяя и намёку на рассвет обозначить себя. Башенные часы особняка градоправителя трижды звякнули и уснули ещё на час…

— С ума сойду, — отчаялся Ул.

Он осмотрел библиотеку, осиротевшую с утратой трети книг. Сморщил нос, соображая, есть ли среди уцелевших нечитанные, а лучше — ни разу не открытые даже для просмотра. Прыгнул, зацепился за край полки и подтянул себя выше, под потолок, нацелившись на узкую нишу, пока не проверенную.

В паутине, в самом углу, прятались десятка три очень старых книг и обтрёпанных свитков. О них, сосланных пылиться вовсе далеко, Ул спросил в первые же дни. Оказалось, все из далёких стран, на наречиях, неведомых и мудрому Монзу. Их даже не запретили, поскольку нет им читателя.

Рука пробежала по корешкам, выбрала наугад толстый, потянула. Продолжая висеть и удерживаться на пальцах, Ул перетащил добычу в свободную основную полку, спустил ниже. Спрыгнул. Бережно открыл, книгу… и недоуменно хмыкнул. Бумага сверху вниз расчерчена частыми линиями! К линиям лепятся значки, и, по всему понятно, порядок их чтения — вдоль линий, то есть вниз или вверх, а не продольно, как в привычных текстах.

Изогнув кипу листков, Ул напружинил их и, отпустив, заставил с шорохом промелькнуть перед настороженным взглядом. На миг стали видны уголки многих страниц. Ул ловко ткнул пальцем, целясь в картинку. Раскрыл книгу шире. Всмотрелся, не смея дышать. Нарисован человек — тщательно, подробно. Кожи на теле нет, кости обозначены контурами. Цветными нитками самой тонкой кисти намечены мышцы. Черным, синим и красным проставлены точки.

Левее на листе ещё картинка. Тот же человек, но со спины, и опять пятнистый от точек. Между точками прочерчены отрезки, помогающие их найти по приметным местам — от шеи, от сгиба локтя, от кончиков пальцев.

Ул примерился, недоумевая всё сильнее, нащупал на своей шее точку. Чёрную, её показалось удобно искать: под затылком, от позвоночника чуть в сторону. По рисунку судя, рядом две такие: то ли на выбор, то ли парно, левая и правая?

Пальцы погладили кожу. Никаких ощущений. Сместились и снова погладили. Холодно? Ул зажмурился и ткнул в шею, полагая, что нашёл верно…

Часы надтреснуто стукнули четырежды, гулом отдаваясь в больной голове.

— Этеро мун та, — шепнули губы.

Ул сел, обливаясь ледяным потом, шало огляделся. Он не помнил, где находится и кто таков. Не мог сообразить, что сказал только что, сам ли двигал губами?

Слова чужие. Губы чужие. Все тело чужое!

Шевельнуться больно. Сев, Ул будто сломал себя. По животу прошла такая резь, что из глаз брызнули слезы. Руки, упёртые в пол, скованы судорогой. Зубы часто стучат.

— Затылочный узел смерти, — прошамкали губы.

Ул зажмурился. И глаза, и веки налились невыносимой болью, но постепенно стали ощущаться, как свои. Отодрав левую ладонь от пола, удалось сжать пальцы в кулак. Руку словно обожгло, но это ощущение вернуло полноту контроля над движением. Потянувшись, Ул едва не откусил язык, молча перемогая боль.

Ул мешком свалился на пол. Отдышался. Теперь он снова стал хозяином своего тела. Он в сознании и способен понять, что находится в библиотеке. Уже ясно: пропал из памяти час времени, взамен на затылке надулась здоровенная шишка… Вероятно, сообразил Ул, озираясь, он час назад нажал точку — и рухнул навзничь! Вон краешек потрепанного переплета, виден на полке. Та самая книга, с рисунками…

Левую щеку саднит. Падая, Ул обо что-то стукнулся. По коже дерёт морозом — тот ветерок, что однажды летом был добр и подсказал слова для спасения Лии, сегодня сделался зимней метелью и не щадит. Или наоборот, спасает? Если новое и чуждое знание, невесть как втиснутое в память, не морок, то «затылочный узел смерти», без ошибки исполненный в слитное касание двух пальцев правой руки, обязан убить жертву.

Ул заставил себя доползти до полок и подтянулся. Навалился на край полки, заглянул в книгу. Сразу вспомнил: час назад, едва он всмотрелся в рисунок, началось странное. Ветерок резанул по глазам, выгнал слезы… Но мысли о сабле помешали понять предупреждение.

— Я не мог прочесть! Тем более применить. Сладив с точками, не мог выжить… Ничего не понимаю. Хорошо хоть, Сэн заверил, что я не бес, — утешил себя Ул. Поёжился, вывернулся из мокрой холодной рубахи, сник на широкой полке, ощущая щекой книжную пыль. — Хотя… вопрос Сото опять делается опасным. Определённо, со мной что-то…

Не договорив, Ул замер, передумав тянуться и бережно сворачивать рубаху: в коридоре тихонько, но внятно скрипнуло. Еще раз, и опять! Щека помнила ледяной вьюн зимнего ветра, он заполнял собою пол-сознания и оглушал…

— Воры? — без звука выдохнул Ул, борясь с глухотой и болью.