Перевернутая карта палача

— Дыши ровно, говори со мной, — Ул повис на руке. — Пусть он уходит, даже такой гнилой. Не роняй тень в душу. Дорн! Пусть белое остаётся белым. Скоро взойдёт день, что натворишь, с ним тебе просыпаться. Выдохни злость.

На пятачке у слияния улиц стало совсем тихо. Дорн вроде и не дышал, каменный от напряжения. Тот, в кого мгновение назад целился его указательный палец, потерял равновесие и с размаху сел на мостовую, охнув от боли. «Жених» с залитым кровью лицом пошатнулся, зажал ладонью рану у локтя и опасливо отступил к дальней стене. Оглянулся на полноватого спутника, бегущего прочь, невесть зачем прикрыв голову ладонями…

— Мне говорили, ты продал бесу душу, — дрожащим голосом выдохнул «жених». — Выходит, всё так… Совсем свихнулся?

— Эй, ножи припас твой прихвостень, — наполнил Ул. — Маму жаль, законный сын — и дурак. Прям как в сказке. Три законных дурака. Дорн, пошли.

— Пошли, — едва смог выговорить Дорн.

Беловолосый ноб повёл плечами, настороженно осмотрел собственную руку. Проследил, как Ул по одному отгибает сжатые судорогой пальцы, трёт ладонь. Лишь когда рука стала теплой и послушной, Дорн скривил бледные губы в подобие улыбки.

— Я не сказал худшего. Даже не подумал… почти.

— Ты молодец. Пошли, поищем кого попроще, вот хоть воров. Я могу украсть у них дубинку, если тебе станет веселее. Или кошель, или нож из-за сапога. Выбирай, а?

Дорн закашлялся, рассмеялся сухо, но почти спокойно. Протёр клинок, чуть кивнул противнику. Похлопал по куртке, бросил скомканную ленту, удобную для перевязки. Ул поймал и передал «жениху», тот принял без возражений и довольно ловко обмотал руку выше локтя, затянул узел, проверил, остановилась ли кровь, промочившая рукав. Дорн следил, делая вид, что смотрит мимо врага. Наконец, он, морщась, велел Улу уточнить, не желают ли нобы получить деньгами на лечение раны. В ответ долго звучали столичные грязные слова, по мнению нобов совершенно недопустимые и ужасно оскорбительные. Ул внимательно слушал и кивал, запоминая впрок. Обернулся к Дорну.

— Говорят, признательны за заботу, но в деньгах не нуждаются. Слушай, а ты что, богатый граф?

— Нет.

— Жаль. Бу надо купить уздечку. Ты не ранен?

— Кем? Ты испортил драку, — встряхнулся Дорн. — Что за способ бросать монетки? Вот держи, хочу ещё раз глянуть. Цель туда, правее окна, в деревянную балку. Попадёшь?

Обиженно хмыкнув, Ул прокрутил монету в пальцах, метнул. Сразу побежал выдирать монету из жалобно хрустнувшей древесины, ногой на ходу поддел и подбросил нож, который ловко лег в ладонь.

— Хм… Может, два сома золотом не так и дорого за щенка, — вдруг сказал «жених». Он ещё не покинул перекрёстка. Сидел у стены, ощупывал лицо и с растущим недоумением убеждался, что крови много, но царапина пустяковая. Проследив бросок монеты, воинственный ноб, кажется, пришёл к выводу, что малое увечье не случайно. — Эй, как тебя… Дорн. Где добыл мерзавчика? У Лофра? Там ещё есть такие?

— Дяденька, я такой редкий мерзавчик, вовсе один на все царства, миры и города, — Ул подпрыгнул, всадил нож над монетой и провернул, выковыривая медь из щели. — Мой ноб тоже такой один. Как думаете, мы обречены были встретиться?

Вернув монетку Дорну, Ул поклонился «жениху», еще раз осмотрелся и свернул в тёмные дворы, откуда недавно и явились трое драчунов. Дорн зашагал следом.

Они миновали в тишине переходы, густо затененные и дурно пахнущие. Ул кривился и подозревал: он попал в кишечник большого города. Дорн то ли не замечал запаха, то ли привык к нему, но шел рядом, на полшага отставая и постукивая ногтями по осклизлым камням стен. Двигался и дышал он беззвучно — значит, совсем успокоился.

— Мне не нужна дубинка, — отказался от новых забав Дорн, наконец, выбравшись на довольно широкую улицу. — Дай ворам прожить ночь спокойно. Пошли домой. Почему затих?

— Думаю. Знаешь, ты нажил достаточно врагов. Не пора ли поискать друзей?

— Не смешно.

— Тебя до колик боятся, ты видел? Те трое чуть не сбежали, но им было стыдно, каждый знал, что другой о нем расскажет. Я сперва думал, что уболтаю их миром. Но я не то болтал, я в городе новый человек. Хилый с долгами был — гнилушка. Второй вовсе трус. А жених неплох. Он ругался и шипел, но ты утром тоже на меня ругался. Помнишь?

Дорн отмахнулся, но промолчал. Зашагал быстрее, затем побежал, придерживая саблю и заранее указывая взмахом руки, куда сворачивать на перекрёстках. Ул мчался за приятелем тенью, норовя иногда обогнать и заглянуть в лицо. Он не ощущал тревоги, но видел, что Дорн всерьёз обеспокоен и ускоряет бег. К воротам «Алого льва» он примчался, будто его гнала голодная зимняя стая. С разбега взвился на высоту роста, подтянулся на руках и перекинул тело во двор. Стража лишь шарахнулась, вмиг опознав беловолосого…

Ул спрыгнул во двор след в след за Дорном, хмурясь и настороженно озираясь.

В доме Лофра неладно. Даже — вовсе плохо! Тяжело дышат два засёдланных коня, слуги вываживают их. В особняке, правее главного крыльца, светится окно. Через двор от кухни бежит человек, в спешке несет горячую воду, пар стелется длинным следом…