Я внимательно оглядываю Петренко с ног до головы и думаю, не надо ли сгустить краски по части моего испуга? Вообще, может этот тип напугать? Взглядом убить может. Чувствую, что губы растягиваются в улыбку, и скорее прячу ее. Но посетитель явно замечает мое изменившееся настроение и пытается заглянуть в мой лист. На всякий случай демонстративно отодвигаюсь подальше.
«Неожиданный посетитель сильно напугал меня. Я женщина слабая…». Вспоминаю рассказ А.П. Чехова «Беззащитное существо». Так и хочется дописать «беззащитная». Решаю, что это, пожалуй, слишком, поэтому продолжаю: «…не обладаю могучей силой и не в состоянии справиться со взрослым и…». Еще раз оцениваю фигуру Петренко. Он достаточно физически развит? Решаю, что да: «…спортивного вида мужчиной. И поскольку в коридоре в тот момент никого не было, то я была вынуждена, повинуясь его моральному давлению …», – ох уж эти глаза-кинжалы. Наверняка раньше работал в МВД или КГБ, – «…впустить посетителя в свой кабинет. Позже он представился Петренко Олегом Николаевичем и даже предъявил мне документ, похожий на удостоверение, который у меня не было возможности как следует рассмотреть в виду плохого зрения и краткосрочности осмотра.»
Перечитываю. Вроде, начало неплохое. Дальше я описываю, как он схлопнул две пачки бумаги из факса и практически дословно переписываю наш разговор вместе со своим анализом ценности бумаг, в передаче которых меня посмел обвинить бывший опер, или кем он там работал. В заключение добавляю: «В связи с изложенным прошу в кратчайшие сроки провести независимое расследование и оградить мое доброе имя от клеветы со стороны проверяющего Петренко О.Н.».
Шикарно. Получается, к сожалению, не совсем красиво – буквы неровные, строчки уезжают вверх. Все-таки руки отвыкли от ручки и бумаги. Теперь мы все больше печатаем. Но компьютер я даже еще не включала, да и товарищ проверяющий четко настоял на рукописной версии объяснительной.
Перечитываю свое произведение, ставлю дату, подпись и передаю листок тезке Николаевичу. Петренко начинает читать, удивленно поднимает брови и смотрит на меня. В глазах смех. Длится он долю секунды, но я торжествую! Наконец-то на его невозмутимом лице проглядывает хоть какая-то живая эмоция! Я сделала его.
– Татьяна Николаевна, это не совсем то, что от Вас требовалось, – произносит он своим предельно вежливым тоном. Но глаза уже нормальные, как у обычного строгого проверяющего.
– А что не так?
– Хорошо. Давайте вернемся к проверке. Где у Вас хранятся личные дела и трудовые книжки?
Допрыгалась. В своей борьбе с бесчувственным истуканом я совершенно забыла про деньги, положенные вчера в сейф любимым директором. Встаю, отпираю шкаф, показываю папки с личными делами и злополучный несгораемый ящик.
– А у кого хранятся ключи от шкафа и сейфа?
Какое-то дежавю. Я второй день подряд отвечаю на этот вопрос.
– От кабинета ключи есть еще у уборщицы и секретаря, от шкафа второй ключ в ящике – на случай, если я в отъезде, а единственный от сейфа – у меня. Свои ключи от кабинета, шкафа и сейфа я забираю с собой домой. На период отсутствия от сейфа передаю секретарю.
– Замечательно. Можете открыть сейф?
Элементарно! В чем проблема?! Чувствую себя преступницей, пойманной за руку. Ринат Асхатович, я Вам этого никогда не забуду! Готовлю себя к очередному раунду борьбы с Петренко. Теперь мне предстоит сыграть комедию с «моими накоплениями на квартиру».
Вздохнув, вставляю ключ в замок сейфа, но не могу его прокрутить – сейф открыт! Что за ерунда? Я же вчера после вечеринки проверяла его. Он точно был заперт.
– Вы, что-же не закрываете сейф? – Петренко внимательно следит за моими действиями.
– Вообще-то всегда закрываю, – в замешательстве выдавливаю из себя, – но вчера был первый день после отпуска. Наверно, забыла.
Под осуждающим взглядом Петренко распахиваю дверцу бронированного шкафчика, прикидывая, как это сейф мог оказаться открытым, если я абсолютно точно проверяла его после вечеринки.
Смотрю на реакцию Петренко. Сначала, на долю секунды, подобие удивления, потом деловое нейтральное выражение. И это все, что он может выдать, увидев пачки купюр?
– Ну давайте, что ли, посмотрим, как уложены трудовые книжки, – в тоне проверяющего слышится едва ощутимая растерянность.
Но я жду от него не этого. Не выдерживаю и тоже заглядываю в сейф. Рот открывается сам собой. Теперь мне впору держать обеими руками свою отвисающую челюсть. Внутри сейфа, как и положено, лежат коробки с трудовыми книжками и тоненькая папочка с важными документами. Все именно так, как и должно быть в нормальном сейфе нормального Отдела кадров. Денег там нет. Совсем!
Стараясь держать лицо, достаю трудовые. Олег Николаевич, как-то сдувшись, весьма небрежно просматривает их и хвалит за аккуратность. Затем довольно быстро собирается, прощается и уходит.
Остаюсь одна в кабинете и не знаю, что делать. На меня со всех сторон громогласным безмолвием давит единственная мысль: «ДЕНЕГ НЕТ». А я даже не знаю, сколько их там было. И вообще, как мог сейф оказаться открытым?