Переводчица. Книга 2

Обряд венчания назначили на Покров Пресвятой Богородицы в местной часовне. Марк не перечил отцу, считая все это несерьезным приключением. Придет время, Марк вернется на родину и заживет прежней жизнью со свой любимой женщиной Дашей. Так думал Марк, а пока вовсю шли приготовления. В доме, где жила Анна, застелили пуховыми перинами постель, обложили многочисленными подушками, оставили на столе “Кагор”, специально купленный для новобрачных, внесли два сундука с приданым для невесты и их будущего ребенка. Так как Марк был иной веры, ему не требовалось выполнять все требования и каноны православной церкви, но будущая невеста все выполнила с беспрекословным усердием.

В день самой свадьбы пошел мокрый снег. После таинства обряда в часовне молодожены и многочисленные гости направились всем гуртом праздновать в дом к Степану. Марк скучающим видом разглядывал веселящийся народ, изредка поглядывая на свою молодую счастливую супругу, искренне ожидая окончания этого торжества. Глядя на нее с нескрываемым сочувствием, он удивлялся тому, что отец не удосужился подобрать ему более достойную партию, кроме как остановить свой отцовский выбор на невзрачной, чахлой девице. Внезапно на пороге появилась Глафира. Он едва не подскочил ей навстречу. Сердце бешено заколотилось у него в груди от такой неожиданности. Она протиснулась вдоль лавки и села поближе к новобрачным.

– Счастья молодоженам, достатка в доме, деток красивых побольше, – пригубила она рябиновой наливки. – Что-то вино у вас горчит. Горько!

–Горько! Горько! Горько! – зашумели со всех сторон.

Молодожены поднялись и под громкое веселье несколько раз сухо поцеловались.

– Что-то не весел ты, жених, – ехидно улыбнулась она Марку.

– Что веселиться-то? Поскорей бы все это закончилось, – нахмурился тот.

– Аль жена не люба? – продолжала она цеплять его.

– Почему? Люба. Я с нелюбимыми не живу, – ответил он ей так же.

– Глафира! Ты зачем здесь?

Рядом выросла фигура Степана.

– Вот, пришла поздравить молодых. Совет вам да любовь.

Она поднялась, поклонилась новобрачным и сопровождаемая угрюмым взглядом Степана, вышла из дома. Следом выбежал Марк.

– Глаша!

Она резко обернулась. Только сейчас Марк разглядел ее лицо, открытое лицо с широкими вразлет бровями, большими голубыми, как небо глазами, чуть выдающимися скулами, прямым аккуратным носом и красиво очерченными губами. Снежинки падали ей на длинные пшеничные ресницы, таяли, увлажняя глаза. Марку показалось, что это слезы скопились у нее на нижних веках, вот-вот готовые покатиться по впалым щекам.

– Глаша… зачем ты приходила?

– Убедиться, что у тебя все в порядке, – вдруг улыбнулась она, вытирая слезы покрасневшими от холода пальцами, – А ты даже…

Глаша кивнула на дом.

– Даже уже женился. Шустрый, малый, как я погляжу, – усмехнулась она, шмыгнув носом. – Все вы мужики одинаковые…

Она развернулась и побрела к воротам.

– Подожди, – схватил он ее за рукав сюртука.

– Больше не смей ко мне прикасаться, – злобно зашипела она на него. – Возвращайся к своей жене.

Небесный оттенок ее глаз приобрел более темный окрас. Они сузились, делая взгляд непримиримым. Марку даже на мгновение показалось, что у нее в руке блеснуло лезвие ножа. Мужчина отпустил ее и долго провожал взглядом, пока широкие стволы деревьев не скрыли ее одинокую фигуру. Затем он вернулся в дом и, вытащив Аннушку из-за стола, потянул за собой на выход.

– Ты куда?

– Хочу уже исполнить свой долг, – ответил он ей.

Марк прошел мимо стола к расстеленной для молодых кровати, но заметив бутылку “Кагора”, подхватил ее и, приложив к губам, принялся пить не останавливаясь. Анна, глядя на своего мужа ничего, не понимала. Она боялась, что пьяный муж навалится на нее и сделает больно. Изрядно захмелев, Марк снял с себя всю одежду и приблизился к жене. Испугавшись обнаженного, заросшего волосами мужчину, девушка закрыла лицо руками.

– Ну, что же ты? Раздевайся, – начал он, обхватывая ее за талию.

– Нет, – затрясла она головой. – Я не хочу. Я боюсь.

– Ты же этого сама хотела, – холодно произнес Марк.

Он принялся помогать ей раздеваться. Через некоторое время, Аннушка стояла перед ним абсолютно голая, дрожащая, сжавшись в комок. В стеснении, она скрестила свои руки, безуспешно прикрывая себя. Ее маленькие грудки уныло выглядывали из-под сдавивших их тоненьких пальцев. Марк опустил взгляд ниже. Между ног у нее почти отсутствовала волосяная растительность, словно она была девочкой подростком, и эта ее худоба… она нисколько не возбуждала его, не давала ему возможности почувствовать сейчас себя мужчиной. И какой-то странный шрам на животе…да бог уже с ним. Он снова приложился к бутылке, и полностью осушив ее, взял Аннушку за руку и потянул к кровати.

– Я боюсь, – пыталась сопротивляться она.