Переводы

И долго тихую он повторял мольбу,
И языки огней он провожал глазами,
Вдруг — громовой удар, и вмиг погасло пламя,
И стало холодно и тихо, как в гробу.

Но жертвы демонов принять не захотели:
В ней зоркость Божьего всесильного суда
Коварство адское открыло без труда,
И думы гордые с Творцом их улетели.

И тут страшнейшее случилось из чудес:
Чтоб только тяжким сном вся эта ночь казалась,
Чертог стобашенный из Мидии исчез,
И камня черного на поле не осталось.

Там ночь лазурная и звездная лежит
Над обнаженною евангельской долиной,
Там в нежном сумраке, колеблема маслиной,
Лишь зелень бледная таинственно дрожит.

Ручьи холодные струятся по каменьям,
Неслышно филины туманами плывут,
Так самый воздух полн и тайной, и забвеньем,
И только искры волн — мгновенные — живут.

Неуловимая, как первый сон любви,
С холма немая тень вздымается вдали,
А у седых корней туман осел уныло,
Как будто тяжело ему пробиться было.

Но, мнится, синяя уж тает тихо мгла,
И, словно лилия, долина оживает:
Раскрыла лепестки, и вся в экстаз ушла
И к милосердию небесному взывает.

₁₉₀₁

ВЕЧЕРОМ

Пусть бледная трава изгнанника покоит,
Иль ель вся в инее серебряная кроет,

Иль, как немая тень, исчадье тяжких снов,
Тоскуя бродит он вдоль скифских берегов,

Пока средь стад своих, с лазурными очами
Сарматы грубые орудуют бичами,

Свивая медленно с любовию печаль,
Очами жадными поэт уходит в даль…

В ту даль безбрежную, где волны заклубились;
Редея, волосы седеющие сбились,

И ветер, леденя открытое чело,
Уносит из прорех последнее тепло.

Тоскою бровь свело над оком ослабелым,
И волосом щека подернулася белым,

И повесть мрачную страстей и нищеты
Рассказывают нам увядшие черты:

О лжи и зависти они взывают к свету,
И цезаря зовут, бесстрашные, к ответу.

А он все Римом полн — и болен и гоним,
Он славой призрачной венчает тот же Рим.

На темный жребий мой я больше не в обиде:
И наг, и немощен был некогда Овидий.

₁₉₀₁

* * *

Я устал и бороться, и жить, и страдать,
Как затравленный волк от тоски пропадать.
Не изменят ли старые ноги,
Донесут ли живым до берлоги?
Мне бы в яму теперь завалиться и спать.

А тут эти своры… Рога на лугу.
Истерзан и зол, я по кочкам бегу.
Далеко от людей схоронил я жилье,
Но у этих собак золотое чутье,
У Завистливой, Злой да Богатой.
И в темных стенах каземата
Длится месяцы, годы томленье мое.

На ужин-то ужас, беда на обед,
Постель-то на камне, а отдыха нет.

Я — МАНИАК ЛЮБВИ

Во мне живет любви безвольный маниак:
Откуда б молния ни пронизала мрак,

Навстречу ль красоте, иль доблести, иль силам,
Взовьется и летит безумец с жадным пылом.