Переводы польских форумов за 2008 г.

— Американские индейцы, австралийские аборигены, африканские пигмеи тоже не заслужили своей судьбы. Но тут, по крайней мере, (…) мы уничтожили народ, который хотел сделать своих соседей рабами.

Повторяю: мы уничтожили народ. Подобных фантазий — иногда менее, иногда более жестоких — я мог привести гораздо больше.

А что они?

Русские, конечно, хорошо чувствуют то, что польская душа излучает всеми своими порами. Естественно, это их немного смешит (очевидная диспропорция потенциалов), немного раздражает. Но что интересно, этот состояние до сих пор не вызвало с их стороны никакого эмоционального отклика.

Наоборот. Не так давно, в 2005 году, «Газета Выборча» опубликовала результаты исследований, проведённых одновременно в России и в Польше.

«В польской анкете поражает пессимистический образ польско-российских отношений. (…) Между тем, для подавляющего большинства опрошенных россиян важнейшим событием в общей истории России и Польши является не нашествие поляков на Москву в XVII веке и не война 1920 года, но совместная борьба с фашистской Германией» — писал тогда, подытоживая исследования, журналист GW. «Их (русских — прим. автора) образ Польши, хотя и анахроничный, гораздо симпатичнее, чем наш образ России».

Пора подвести итоги. Несмотря на всю враждебность, характеризующую нашу публично-информационную жизнь, большинство его участников заявляет, что общим авторитетом для них является Юзеф Пилсудский.

Так вот, Маршал, несмотря на то, что в течение многих лет проводил политику глубоко антироссийскую, на переломе 1920 и 1921 года оказался способен сделать выводы из фактов: он проанализировал силу тогдашних политических группировок, чьей главной целью была независимость, находящихся восточнее пределов действия польской армии, и способность к решительным действиям тогдашних западных союзников Речи Посполитой. И заключил с Россией Рижский мир.

Предлагаю нынешним публицистам рассудить, было ли это решение неправильным?

------------------------

Автор — публицист, директор Польского Информационного Агентства. Статья выражает его личные взгляды и написана до визита Сергея Лаврова в Варшаву.

15 сентября 2008 года В когтях русофобии

http://freeyourmind.salon24.pl/93008,index.html

Free Your Mind W szponach rusofobii

Мы больны Россией, следует из текста П. Сквечиньского в «Жечпосполитей», названного — ни более, ни менее — «Комплекс России», между тем, мне казалось, что это русские больны Польшей, причём уже много, много лет.

Кстати, после подписания нашими властями договора с США по ПРО интересным явлением в польских СМИ стали рассуждения о польской русофобии и непонимании не только души русской (об этом множество исследований было опубликовано ещё в ПНР), но и внешней политики Москвы. Я лично не в состоянии понять, как мало надо знать об истории польско-российских отношений, чтобы после всего, что сотворила с нами Россия, ещё совершать интеллектуальные кульбиты, ведущие к «углублённому пониманию» интересов Москвы — собственно говоря, мне бы и дела не было до подобных аберраций, если бы не то, что личности, провозглашающие «критические мнения» о «польской русофобии», как правило, сомневаются во вменяемости оных «русофобов».

«Однако нельзя назвать нормальным связанное с этой ситуацией состояние польских умов и эмоции, кипящие в комментариях в СМИ и в публицистике. Состояние, которое можно определить как нездоровое. И это будет самое мягкое из всех возможных определений», — пишет Сквечиньский и тут же провозглашает такие лозунги, как «лицемерие», «враждебность», «чувство превосходство цивилизационного, если не расового» (?). более того, он видит аналогию между действиями России в Грузии и США в Кувейте, необъективность польских СМИ при освещении антитеррористической операции в Беслане (?) и при обсуждении того, как Россия решает проблему Катыни. То есть собрано всего понемногу, с бору по сосенке, но, похоже, автор так распалился, что принуждён был обосновывать свои выводы чем попало, сравнивая всё со всем. Ну, что ж, и так можно.

Я бы начал с того, что если бы у меня был сосед, который сначала дважды ограбил мой дом, а затем поселился в нём, как у себя, и хозяйничал несколько десятков лет, пока, довольно-таки неохотно, не убрался к себе, — то я был бы более чем сдержан в выражении добрососедских чувств к нему, и, полагаю, такая позиция была бы не только обоснованной, но и естественной. Если бы мы питали к такому соседу симпатию или великодушную толерантность, мы бы рисковали ещё раз повторить историю, и, думаю, такое поведение вызвало бы абсолютное презрение соседа к нашей явной трусости. Казалось бы, это вещи очевидные, но таким публицистам, как Сквечиньский, повторение букваря соседских отношений явно пригодилось бы (хотя не знаю, помогло ли бы, потому что если кто-то «понимает» действия Москвы, это значит, что букварь написан кириллицей).