Переводы польских форумов за 2008 г.

28 июля 2008 года Януш Андерман Вольскому — Нобелевскую премию

http://wyborcza.pl/1,75515,5487067,Anderma…i_na_Nobla.html

Janusz AndermanWolski na Nobla

Мартин Вольский писание своего романа мог прервать в любом месте, и это не повредило бы произведению. Уже начало его приводит в такой восторг, что зарождается опасение — а ну как не справимся, ибо эта книга выше наших способностей восприятия.

Мартин Вольский — писатель и сатирик. Рассуждения о том, что якобы современная польская литература находится в кризисе, — абсурдны. Об этом твердят вечно недовольные «салонные» критики, которые либо не читают литературу, либо не любят её. Истинные знатоки, лишённые предрассудков, разрумянившись от волнения, обозревают книжный рынок и на каждом шагу натыкаются на произведения, которые уже в момент выхода в свет занимают прочное место в истории культуры.

Кризис? Подобный вывод совершенно нелеп в ситуации, когда мы нежно поглаживаем по корешкам новые романы Бронислава Вильдштейна, Мартина Вольского или том отважной эссеистики Рафала Земкевича. Если добавить в этот букет ещё хотя бы Вальдемара Лысяка, то уже никого более не сможем назвать, потому что от восхищения перехватывает горло.

Земкевича опекает Вольский, а Вильдштейна — другие.

Произведение Земкевича выводит в свет Вольский: «Написал он книгу великолепную. На этом рецензию на «Время вопящих старичков» можно бы закончить», — говорит невозмутимый критик, но рецензию не заканчивает, ну, как же тут кончить, если «можно, конечно, рассуждать о достоинствах этих эссе, хвалить точность выводов, живость и резкость языка, а также остроту взгляда». Если описание, то «великолепное», если анализ, то «проницательный». Можно ли удивляться возбуждению Вольского, когда он держит в дрожащих пальцах такую жемчужину?

О «Долине пустоты» Вильдштейна исчерпывающе высказывается Земкевич. Ярослав Говин не скрывает, что это «наиважнейшая книга о современной Польше (…), роман-победа», а Рышард Легутко справедливо замечает, что «идея книги далеко выходит за границы внутрицеховых счётов» и соединяет «известные нам факты с потрясающим литературным вымыслом». Истинную точку над i ставит лишь Томаш Бурек. В его рецензии вокруг фамилии Вильдштейна кружатся имена не менее знаменитые: Выспянский, Жеромский, Берент, Бжозовский, Виткацы, Каден-Брандовский. Это совершенно понятно: «Ибо «Долина пустоты» — памфлет в ряду величайших, отважнейших достижений этого жанра. Но это ещё и произведение искусства — прекрасное и захватывающее». До такой степени захватывающее, что «чтение не кажется долгим, наоборот, горечь из-за неизбежно надвигающегося конца книги мы вознаградим себе тут же повторным её прочтением».

Повторным? Ну, нет, это всего лишь программа-минимум. Только выучив наизусть все 344 страницы, мы достигнем душевного комфорта и уверенности, что ни одно слово, фраза или абзац никогда не исчезнут из нашего поля зрения, и мы в любой момент сможем наслаждаться столь блистательными фразами, как: «Вертя пустой стакан, он сообразил, что ничего не чувствует и не думает». Тонкими наблюдениями: «Мы живём в стране, где каждый выдаёт себя за другого. Подлецы изображают святых, а шлюхи притворяются монахинями». Восхищаться знаменитой уже крылатой фразой, безошибочно описывающей состояние умов «хозяев этого мира», на пути у которых встал некий Богатырович, шеф самой крупной польской газеты. «Они признавали, что в нём воплощёна непобедимая стихия истории. Они напоминали женщин, которым он неожиданно в момент первого поцелуя совал руку между ног». Вчувствоваться в метафоры: «Новак вскочил с кресла и начал ходить перед камином всё быстрее и быстрее. Его лицо исказилось, как морда готового укусить животного».

Литературные перлы Вольского

Перефразируя слова Вольского относительно Земкевича, можно сказать, что и Вольский писание своего романа мог бы прервать в любом месте, и произведению это не повредило бы. Уже начало его приводит в такой восторг, что зарождается опасение — а ну как не справимся, ибо эта книга выше наших способностей восприятия. Вольский — небывалый виртуоз слова, и мы смело можем сказать, что легендарный некогда стилист Владислав Махеек ему в подмётки не годится. Вы только взгляните: «Но было в его взгляде любопытство лакомки. Так ребёнок смотрит на вкусное пирожное или… леопард на антилопу. Я понятия не имел, что могу стать этой антилопой». Или: «Нет человека, более ослеплённого любовью, чем влюбленный мужчина. Нападающий носорог или старая, ослепшая акула по сравнению с ним обладают соколиным зрением». И ещё: «Пелена с его глаз спала с быстротой автоматной очереди». Или вот это: «Снег продолжает падать, покрывая газоны белым саваном, но, ложась на тротуар, немедленно тает, превращаясь в неприятную слякоть».