В недавно вышедшей книге я сравнил политические традиции русских и поляков, колеи, изваянные историей в историческом сознании этих народов в противоположных направлениях, так что в конце одного оказался — как воплощение политического кредо народа — Владимир Путин, в конце другого всё ещё остаётся Юзеф Пилсудский. Данные, на основе которых я воссоздавал политические убеждения современных россиян, их выбор империи вместо демократии, порядка вместо свободы (выбор, принципиально отрицающий возможность одновременного существования обеих этих ценностей), я, однако, почерпнул у самих россиян.
У тех, кто выбирает иначе: социологов из Центра Левады, Льва Гудкова, Бориса Дубина и многих других, гораздо более безжалостных, чем Рафал Земкевич, российских критиков нынешнего уровня самосознания российского общества. Когда в наших «расчётах» с историей XX века мы обращаемся к теме Катыни, то можем привести конкретные аргументы, источники, благодаря трудам честных российских историков и архивистов, которые сделали — как, например, Наталия Лебедева или Александр Гурьянов — всё, что было в их силах, чтобы эта рана в русской памяти не заросла «коростой подлости».
Если я мог недавно призвать к тому, чтобы мы не забыли, а точнее, вспомнили о первой жертве этнических чисток в тоталитарном государстве — о нескольких десятках тысяч поляков, убитых в СССР в 30-е годы, — то я мог сделать это благодаря ссылке на работы русских, историков из общества «Мемориал», которые увековечивают последовательно и с истинным самопожертвованием все преступления советского государства, независимо от национальности его жертв.
Мицкевич, написав, что для русского «патриотизм — это рабство», тут же подверг сомнению этот образ, чтобы обратиться к «друзьям-москалям». Такие всегда были, хотя их всегда было меньше, чем нам хотелось бы. Но были также и русские, которые не обязательно были друзьями Польши, но и, наверняка, не были сторонниками этого «рабского патриотизма», который приписал «рядовому русскому» Земкевич. Они не имели мужества, чтобы открыто выступить против могучих пропагандистов культа «пушки» и «кнута» (сегодня: трубы и ракеты), но пытаются выжить в ожидании перемен, либеральной оттепели. Разве не стоит принимать во внимание их? Я не говорю здесь о моральном аспекте забвения о «другой России», но об аспекте чисто политическом.
Элита родом из КГБ.
Потому что если мы признаем, что система империи, угрожающей соседям и лишающей свободы своих подданных, есть то, что абсолютно выражает стремления и постоянное, неизменное самосознание русских, фактически, мы припечатаем наше согласие с образом, над созданием которого заботливо трудятся политтехнологи нынешнего Кремля. Русские не хотят демократии (западной), не хотят свободных СМИ — они хотят «демократии суверенной», хотят Путина! Это единственный и неизбежный «выбор России». Хотите вести переговоры с Россией? Есть только такая, а другой — как IV Рима — не будет.
Такого типа точка зрения имеет свои последствия. Прежде всего, она означает одобрение системы, которая не возникла спонтанно, вследствие свободного выбора российского общества, но, скорее, вследствие удачной преемственности, которую между определёнными элементами советского наследия и современной структурой олигархически (экономика) — авторитарной («вертикаль власти + тотальная власть государства над электронными СМИ) обеспечил контроль спецслужб. Что говорит «рядовой россиянин» — об этом мы узнаём, прежде всего, из российских СМИ, а даже если удастся обойти их посредничество, то следует принять во внимание, что сам «рядовой россиянин» узнаёт о том, что он должен думать, из тех же СМИ.
А теперь представьте себе, что «Газета Выборча» уже восемь лет владеет в Польше всеми телеканалами, без какой-либо возможности полемики с тем образом действительности, который она в них культивирует. Как тогда думал бы «рядовой поляк»? Наверняка, иначе, чем нынешний «рядовой русский», но столь же искусственным образом, навязанным системой, как в современной России.