Перевоспитать охламона

Почему-то еще вчера, да даже сегодня утром, он упрямо не позволял себе скатываться до соплей и признаний. А сейчас вот жалел. Если бы пигалица не спала, он бы миллион раз ей в глаза сказал, как любит ее, упрямую и смелую девчонку.

Но Грунька спала, подложив ладошку под щеку, а вторую устроив на одеяле. Васька провел рукой по хрупким и длинным пальцам. Нет, он определенно тупил все эти недели. Почему? Да потому что только тупица мог променять любимую женщину на стройку. Пусть и собирался он, изменив первоначальные планы, отгрохать новый клуб в разы больше BarINa и назвать «Пепел» в четь пигалицы. Вроде как подарок на Новый год. И к чему пришел? Разлад и волнения.

Васька скользнул взглядом по хрупкой фигурке, укрытой одеялом.

Прав отец, Груня — самое светлое и чудесное, что могло с ним, Васькой, случиться. Как и малыш. Да, новость оказалась неожиданной. Но ведь ребенок был желанным. А как иначе? От любимой-то женщины, частица ее и Васьки.

— Я такой дурень, зайчонок, — вздохнул Василий, осторожно придвигаясь ближе.

— Уходи в гостевую, — едва слышно прошелестела Груня, так и не открыв глаза.

Васька уже готов был послушно встать и уйти, но замер. Его ног коснулись прохладные ступни девчонки. Замерзла. Наплакалась и замерзла.

— Можно я тебя согрею? — тихо спросил Василий.

— Уже согрел, — проворчала Груня в состоянии полудрема, — Теперь рожать буду после твоих согреваний.

Но девчонка не отстранилась, наоборот, подкатилась ближе, привычно вскарабкалась на горячее тело Барина и уснула крепче. А Василий лежал, поглаживая девичьи плечи, затылок, пропуская рыжеволосый водопад сквозь пальцы. Нет, Васька был намерен исправиться и доказать Груне, что он станет отличным мужем и отцом их ребенку.

* * *

Груньке было тепло и уютно. Она уже привыкла просыпаться от горячих ласк Барина, но не в эту ночь. Сейчас Василий лежал смирно, почти всем телом. За исключением одной его части. Самой выдающейся и недвусмысленно упирающейся в живот Груне.

— Наглец! — пробормотала Груня сонно, но отстраняться не спешила. Тепло по всему тело разливалось горячим потоком, осторожно сгоняя остатки сна.

— Я не виноват, — оправдался Васька, — Оно само. Физиология, блин.

Груня сонно моргнула, приподняв голову с груди Василия. Взгляд зеленых глаз сквозил упреком и прошлой обидой.

— Прости меня, девочка моя родная, — тихо попросил Василий, хрипло, срываясь на шепот, — Я, правда, рад. Честно. Скоро сама поймешь, как рад.

— Ты не думай, что я все твои косяки буду прощать, — взгляд Груни потеплел, но обида все еще плескалась в душе, — Измену я тебе никогда не прощу. И отомщу. Пусть мне будет больно и противно с кем-то, все равно отомщу. Понял?

— Как тут не понять? — серьезно проговорил Васька, — Я как представлю тебя с другим, дышать не могу. Так что, хрен ты кому кроме меня достанешься.

— Вот и поговорили, — вздохнула Груня, — Пора начинать следить за лексиконом. Не хватало, чтобы ребенок ругался, как сапожник.

— Грунечка… — прошептал Васька, поглаживая горячими ладонями по спине, плечам, спускаясь к бедрам, — А можно я тебя поцелую?

— Нет, уходи, спать хочу! — капризно заявила девчонка и сползла с горячего и возбужденного тела.

— Я тогда тоже, рядышком, — тихо пробормотал Васька, — Зайчонок, а куда ты хотела бы поехать? Может, у тебя мечта есть?

— Надо же, а раньше и не спрашивал, — хмыкнула Груня.

— Дурной был, — хмыкнул Васька.

— Поумнел за ночь? — пробормотала Груня, закрывая глаза и прячась под одеяло едва ли не с головой.

— Поумнел, — согласился Васька, — Я же папкой скоро стану.

Груня молчала, и Василий не понимал, то ли уснула, то ли просто думает о чем-то своем. В голове Барина начали выстраиваться стройными рядами цветочные киоски, ювелирные магазины, даже слоны кожи и меха. Он все прикидывал, что конкретно купить первым делом. И все никак не мог придумать. А ведь кроме фотика и зверя этого противного красноглазого Васька и не дарил ничего своей пигалице.

Нет, решено, ухаживать и выдумывать он все равно не умеет. Так что утром спросит, чего девчонка сама хочет.

— Хочу какао, — вдруг донесся голос Груни из-под одеяла.

Васька даже хмыкнул, так скоро он не ожидал получить ответа. Правда и сам ответ оказался неожиданным.

— Я мигом! — сорвался с кровати Василий, а потом притормозил, — А у нас есть? А его как? Варить? С молоком?

Груня не удержалась и хмыкнула, точно скопировав фирменный хмык Барина. Потом вздохнула, села в постели и принялась шарить ногами по полу в поисках домашних тапочек.

— Ты лежи, я и сам справлюсь! — остановил ее Васька, пытаясь вновь натянуть одеяло на девчонку.

— Справится он, как же, — ворчала Груня, все же умудрившись вылезти из укрытия.

Васька не стал спорить, помог отыскать тапки и подставил под теплые ступни.

— Сказала бы, что где лежит, я бы справился, — тихо вздыхал Василий, шагая следом за девчонкой по лестнице.

На улице было все еще темно. Колкие снежинки плясали в свете уличного фонаря за окном. И Груня на мгновение залюбовалась, глядя на эту красоту, пока грелось молоко на плите.