Перезагрузка

– А-ах! – мы с Роки отшатнулись и вздрогнули. Хотя я подобное уже видела – у соседки одной ребенок родился с чем-то похожим, а просто больших опухолей я видела много. Мертвец был мут. Горб его был никакой не горб – у него из груди рос еще один человек. Сиамский близнец, так это называется. Не человек, а бесформенная опухоль, но на верхушке этой опухоли сформировалось что-то вроде головы, даже немного с волосами, а под ней – скукоженное лицо. Глаза – такие же черные, как у самого Мертвеца. Второе лицо в груди, запасные глаза. Теперь эти глаза были мутные, а недоразвитый рот кривился в неслышном крике. У «брата» Мертвеца не было горла, чтобы кричать. Иволга подошла к нему, взяла Мертвеца без всякого страха за одно плечо, и второй рукой стала ощупывать уродство на груди.

– Интересная мутация, – бормотала она, – ну организменная опухоль, ладно. А вот… – и дальше она пошла сыпать словами, которых я не понимала вообще.

– Я не мут, – отчетливо сказал Мертвец. Он вообще-то был ростом со взрослого мужика, и выглядел, как взрослый, хотя и молодой – но сейчас мне на самом деле показалось, что ему двенадцать лет, – Я не мут, это он – мут.

– Это я уже поняла, – произнесла Иволга, – Инфразвук?

– Страх. Он излучал страх. Он умирает. Я умираю, – с легким удивлеинем сказал Мертвец, и ноги его подкосились. Глаза на груди заплыли дымкой и закрылись. Мертвец упал. Иволга присела рядом с ним на корточки. Роки встал у двери, охраняя помещение, а я приблизилась к лежащему и к Иволге.

– Интересно, – с ноткой сожаления произнесла Иволга, ощупывая «брата» Мертвеца, росшего из его груди, – похоже, тут второй мозг… надо забрать к нам и вскрыть, Зильбер поможет. И этот мозг – мутированный. Тут не один инфразвук, они что-то еще излучали, но что – неясно. Живое психотронное оружие. И ускоренное развитие. Очень интересно. Жаль…

Она посмотрела на лицо Мертвеца. Он часто и тяжело дышал.

– Где Горбатый? – спросила она. Настоящий дружинник сроду бы ничего не ответил, матерился бы сейчас. Но перед нами умирал пацан, подросток. И ему было страшно.

– Горбатого нету здесь. Он сейчас в бу-бу-бу, – я не разобрала бормотания Мертвеца.

– Какого рожна ты пошел в дружки? – с досадой спросила Иволга, – тебе к медикам надо. У тебя сокращенная ожидаемая продолжительность жизни, они бы что-нибудь придумали. Помогли бы. Твой брат – ты с ним мог разговаривать?

– Не словами, – ответил Мертвец сквозь хриплые тяжелые вдохи.

– Многого ты добился?

– Они… меня… заставляли, – Мертвец с трудом выдавливал из себя каждое слово, – я мог… заставить слушаться. Без оружия. А меня… тоже заставляли работать на них… били Кита шокером…

– Кит – это он? – Иволга потрогала умирающую опухоль-человека на груди Мертвеца.

– Боль… у нас была одна… потом я понял… что могу и их подчинить… Я их подчинил… стал сильным… никто не смел…

– На силу всегда найдется другая, еще сильнее, – негромко ответила Иволга, – эх ты… что же ты так.

– Я.. умираю? – с детским удивлением спросил Мертвец. И умер. Иволга наклонилась, закрыла ему глаза. Повернулась к нам.

– Роки, распорядись, чтобы труп забрали к нам, я хочу его исследовать. Это очень важно. Маус, за мной.

Дом уже был зачищен. Мы спустились вниз. Мимо нас Есь и Конь пронесли искалеченное тело Мерлина, завернутое в штору. Его несли осторожно, как будто он был вовсе не мертв, а только ранен.

Дана выскочила на крыльцо, увидела меня, бросилась, обняла. Я прижала ее к себе.

– Иди, детка, присядь вон туда, где остальные. У меня еще тут работа есть, а потом мы пойдем домой.

Дружок был распластан на полу, и сразу ясно, почему – слева бедренный сустав был будто срезан, чисто, как пилой. Видно, из гауссовки палили, там у пули такая энергия, что и сразу руку оторвать может. Голый торс и лицо были перемазаны кровью, а штаны до колена спущены.

Мотя несколько раз с силой пнул бандита по ребрам.

– Стой, – тихо сказал бледный Ворон. Подошел ближе, держа раненую руку на перевязи. Наклонился над пленным.

– Спрашиваю в последний раз: где оружие?

Пленный тихо заматерился. Мотя поднял резиновую дубинку – которой, как видно, дружка только что лупасили.

– Мало получил, сволочь?

– Нет, – Ворон левой рукой остановил бойца, – бесполезно. Подожди.

Он поставил ботинок на бедро пленного, рядом с раной. Тихонько нажал. Дружок заорал так оглушительно, что у меня уши заложило. В коридоре что-то звякнуло, я перехватила ствол и выглянула осторожно. Нет, никого. Я выглядывала немного дольше, чем это требовалось. Крик стих. Я перевела дыхание. Ворон наклонился.

– Ну? Хорошо подумал?

– Во дворе… сарайка там, – хрипел дружок, – там под сеном люк…

Ворон повернулся к Роки, кивнул. Тот кивнул в ответ и быстро вышел.

– Ладно, – Ворон продолжал допрос, – с этим понятно, если не врешь. Дети. Что вы делали с детьми?

Дружок молчал. Ворон ткнул носком в рану – я заранее сморщилась, ожидая крика. Хотелось заткнуть уши. На этот раз дружок кричал недолго, перейдя на оханье и стоны.

– Говори, – велел Ворон.

– Я не виноват, – прохрипел пленный, – это не я.

– В чем не виноват?