Пережитое

Однако мы с Эльбрусом были смущены обращением Сталина к народу, опубликованном в газетах. В нем не чувствовалось радости и ликования, не содержалось никаких обещаний. Оно было сухо и, я бы сказала, мрачно, даже без того пафоса, который звучал в его речи 3 июля 1941 года и на параде 7 ноября 1941 года. Это обращение не сулило нам ничего хорошего. Чем это объяснялось, мы, конечно, не знали: ни того, что американцы готовились к испытанию атомной бомбы, ни того, что замышлял он сам. Неприятно прозвучала и его речь на торжественном приеме военных по случаю победы, где особенно подчеркивались героизм и долготерпение русского народа, хотя воевали и страдали все народы СССР. В сочетании с антиеврейскими мероприятиями в кадровой политике в армии и журналистике, проводившимися еще с 1944 года (особенно А.С.Щербаковым), эти слова вызывали неприятные ассоциации и не внушали особой радости. Где-то подспудно стала рождаться мысль, что блистательная победа, главным героем которой представлялся Сталин, не ослабит его тиранические замашки, но лишь укрепит их, еще больше поднимет его авторитет вождя и «отца народов»; что надежды на прекращение репрессий, пожалуй, тщетны. Но не хотелось об этом думать и в это верить. Хотелось скорее, засучив рукава, возрождать истощенную страну, поднимать ее из руин. Казалось, что это потребует так много сил и средств, что некогда будет крушить и ломать людей.

Летом 1945 года Эльбрус решил, что после четырех лет, проведенных без отпуска, нам надо отдохнуть. В это время начал организовываться Дом творчества художников на Кубани, в «Горячем ключе», недалеко от Краснодара. И Эльбрус вызвался поехать туда, чтобы помочь в его организации. Он решил взять меня и Лешу с собой. Это было безумное предприятие — сразу после войны ехать в опустошенный край, два года находившийся в зоне оккупации. Однако мы были молоды, а соблазн велик, и в августе 1945 года мы сели на поезд и поехали в Краснодар. Поезд тащился медленно, мы ехали около трех дней, и из окон поезда перед нами открывалась страшная картина разрушений: все станционные здания разбиты, поля усеяны брошенными танками и другой техникой, люди оборваны и измучены. И меня все время мучал какой-то стыд — в такую пору ехать на отдых. В Краснодаре, куда поезд пришел вечером, остановиться было негде. Мы провели ночь рядом с разбитым вокзалом в пыльном привокзальном сквере среди разросшихся репейников, уложив Лешеньку на чемоданах. Утром оказалось, что автобусные рейсы в «Горячий ключ» еще не налажены, и мы отправились туда на открытом грузовике, набитом до отказа местными жителями и простояли всю дорогу — около трех часов. Зато «Горячий ключ» вознаградил нас чудесной красотой природы.

Поселок лежал на равнине у подножья горной гряды, отделяющей Кубань от Черноморского побережья Кавказа. Кругом простирались невысокие холмы, поросшие дубовыми, буковыми лесами, разнообразными кустарниками, и на всех этих кустах и разбросанных повсюду диких фруктовых деревьях росло что-то съедобное: малина, ежевика, терн, слива, алыча, дикие яблоки, груши. Посреди поселка бежал веселый, журчащий ручей — отсюда и название «Горячий ключ». По обоим берегам его поднимались высокие многовековые ивы и дубы. Там было прохладно и легко в любой зной. Сам поселок состоял из беленьких мазаных хаток. Он мало пострадал от войны. Мы поселились в доме будущего директора Дома творчества, в небольшой пристройке, где в любую жару сохранялась прохлада. Хозяева кормили нас обедом. С едой там было сносно, а главное, было много разных фруктов, овощей, яблок, груш, слив, арбузов, дынь, щедро принесенных людям богатой кубанской землей. Эльбрус часто ездил по делам в Краснодар, а мы с Лешенькой оставались вдвоем, много гуляли, он бегал с детьми хозяина. Я читала и наслаждалась настоящим отдыхом, от которого отвыкла. Перед отъездом мы провели два дня в Краснодаре, милом южном городе с улицами, обсаженными деревьями, спасавшими от жары. Его почти не коснулись разрушения, и как-то даже не верилось, что и там прокатилась война. Выехать из Краснодара нам удалось только на поезде, идущем до Сталинграда, где предстояло сделать пересадку.