Пережитое. Воспоминания эсера-боевика, члена Петросовета и комиссара Временного правительства

Я хорошо помню эти дни. С первого же дня забастовки я почти все время проводил на улице. В начавшееся движение очень скоро вмешались революционные партии. Я участвовал в первых демонстрациях на Невском, которые происходили уже под красными знаменами. У меня на глазах произошло первое убийство. Это было около вокзала Николаевской железной дороги – на Знаменской площади. Посреди нее, около памятника Александру III, среди огромной толпы, оратор говорит речь, открыто призывая к борьбе с правительством. Рядом стоит отряд конных казаков, который не вмешивается в происходящее. Но вот появляется небольшой отряд полицейских во главе с офицером – офицер отдает приказание стрелять в толпу. Раздаются тревожные рожки, означающие, что сейчас начнется стрельба. Толпа волнуется, оратор продолжает говорить. После третьего рожка я ясно вижу, как один из казаков прикладывается из ружья и стреляет – полицейский офицер падает мертвым. Это служит сигналом – полицейские обезоружены толпой и разбегаются.

Я помню на всех улицах огромные толпы народа, помню цепь полицейских, лежащих поперек Невского и обстреливающих проспект во всю его длину, помню треск винтовочных залпов и стрекотание пулеметов, звон разбитых стекол, и, наконец, я помню девушку, сестру милосердия с повязкой Красного Креста на груди, которой полицейская пуля перешибла ногу… Но я помню также и казаков, которые с поднятыми вверх ружьями разъезжают в толпе и кричат, что они не будут стрелять в народ, что они сами стоят за народ… И уличная толпа бурно их приветствует криками «Ура! Да здравствуют казаки!», во многих местах раздается пение «Марсельезы»…

Я побежал к Таврическому дворцу, где помещалась Государственная дума и где сейчас собрались все руководители революционного движения.

Первый, кого я увидал в здании Государственной думы, был Керенский. С ликующим видом он сообщил мне, что только что по его распоряжению арестован председатель Государственного совета Щегловитов и заперт в одной из комнат Таврического дворца, что некоторые члены Государственной думы (из партии кадетов) протестовали против этого ареста, но он настоял на нем. Это был первый арест представителя старого режима, первое проявление власти революции.

Трудно описать, что представляло из себя в эти дни здание Государственной думы, – в нем поистине билось тогда сердце русской революции. Здесь создались первые революционные организации, здесь сформировалось и первое революционное правительство. Отряды солдат и матросов, перешедших на сторону народа, то и дело подходили к зданию, черными массами окружая его со всех сторон. В самом помещении кипела бурная жизнь, которой, наверное, никогда за все свое существование не видали старые стены дворца, выстроенного еще при Екатерине Великой. Здесь сновала толпа, гремели ружьями солдаты, в отдельных комнатах шли беспрерывные заседания революционных организаций и Временного правительства. На полу свалены груды ружей и ящики с патронами, масса пулеметов с лентами и даже груда динамитных шашек и ручных гранат, на которые никто не обращает внимания. Иногда через толпу проводят под стражей арестованных. Ими занят во дворце уже отдельный павильон.

Душою движения в эти дни был Керенский – это необходимо признать, не боясь впасть в преувеличение. Все обращались к нему за распоряжениями; все искали его – и он появлялся всюду, забыв о еде и сне.

Через несколько дней сомнений ни у кого не было – революция победила. Царь подписал отречение, все министры царского правительства были арестованы, порядок в городе был установлен, Временное правительство приступило к своим работам. Керенский был в это время министром юстиции нового правительства и предложил мне и члену Государственной думы Волкову перевезти всех арестованных министров из здания Государственной думы в Петропавловскую крепость. Я с удовольствием взялся выполнить это дело – мне интересно было в новой уже роли побывать в той самой крепости, где я полгода просидел заключенным.