Началось расследование: были собраны показания свидетелей, и Кейли могла обсудить их с полицией. Она не могла даже думать о том, что произошло с Митчеллом, но незнание тоже угнетало. В конце концов члены семьи Митчелла настояли, чтобы Кейли отправилась с ними в полицию. Они узнали, что в тот день Митчелл подъезжал к небольшому транспортному кольцу. Он ехал слишком быстро и врезался в дорожный знак, из-за чего отлетел назад. Полученные травмы оказались смертельными. Спустя несколько недель Кейли вместе с братом пришла на место гибели Митчелла. Они увидели цветы и ленты, которые люди оставили в знак памяти. Это был ужасный день: Кейли представила картину аварии Митчелла. Она не могла унять дрожь, пока рассказывала мне об этом. Ей удалось подавить худшие фантазии, чтобы мы начали работать с фактами, связанными с катастрофой.
Семья Митчелла организовала похороны. Для Кейли они прошли как в тумане. Она лишь помнила, что на похороны пришли коллеги, друзья и множество незнакомых людей. Все говорили ей одно и то же: «Соболезную твоей утрате» и «Ты очень храбрая». Но Кейли не чувствовала себя храброй: она словно оцепенела. Разум говорил ей, что Митчелл мертв, но она не могла в это поверить.
Митчелл был первым молодым человеком Кейли, и она полагалась на него в принятии всех решений. Их взаимные чувства показали Кейли, чего ей не хватало в жизни до появления Митчелла. Митчелл был готов принимать ее любовь ровно в том объеме, в котором Кейли была готова делиться ею. Она никогда не испытывала таких чувств до знакомства с ним. Митчелл знал все ее недостатки и лучшие качества. После его смерти Кейли почувствовала себя неполноценной: она оказалась в незнакомом месте без карты и компаса. Нарастающее отчаяние вызывало растерянность и неуверенность. Оказавшись в ее мире, я увидела горе, безнадежность и одиночество. Я чувствовала, как ее эмоции давят на меня. Возможно, Кейли испытывала их круглосуточно. Я почувствовала огромное уважение к ней за то, что она находила в себе силы вставать каждое утро, одеваться и кормить своего маленького сына. Я также поняла, почему в некоторые дни она не могла делать этого.
Кейли спросила, заметила ли я ее привычку одеваться в черное (конечно, заметила). Она хотела, чтобы я знала: она одевалась так из-за Митчелла. Она не могла заставить себя носить что-то разноцветное или делать макияж. Так Кейли показывала миру свое горе. Но она чувствовала, что мир не замечал этого, что всем было плевать. Мысленно похвалив себя за внимательность, я сказала, что сегодня многие люди хотели бы возродить традицию носить черное как знак выражения своей скорби. Я подумала, что Кейли согласилась с моими словами о траурной одежде, но она спросила: «Я глупая?» Кейли всегда смотрела на свои руки, когда говорила, а затем глядела на меня, словно желая проверить, не сказала ли она глупость.
Она не могла принимать решения самостоятельно. Кейли пыталась разобраться с арендными платежами за квартиру. «Я не справлюсь сама, – призналась она. – Я безнадежна и очень беспокоюсь из-за денег». Она начала пить по вечерам: «Я хочу водку с тоником на ужин. Мне неохота готовить». Когда я повторила ее слова, чтобы отразить ее боль, Кейли отпрянула от меня и села на свои ладони: она всегда так делала, когда боль становилась невыносимой. Я беспокоилась о ней и Дэреле. Я знала, что Кейли страшилась просить о помощи. Знала я и то, что ее друзья и родственники не хотели вмешиваться, хотя она очень нуждалась в них. Я видела, что Кейли все больше замыкалась в себе. «Я не хочу беспокоить свою семью, хотя мой брат постоянно рядом», – сказала она. К моему облегчению, она сообщила, что ее мать заботилась о Дэреле. Я представила свою дочь в таком же обезумевшем состоянии и поняла, какой стресс испытывала мать Кейли. Присматривая за Дэрелом, она оказывала дочери единственную возможную поддержку. Еще одним источником поддержки Кейли была работа: она трудилась три дня в неделю по несколько часов. Наверное, ей мало что удавалось сделать, но сам факт работы позволял передохнуть от тотального горя. К счастью, ее руководительница относилась к ее горю с пониманием. Я мысленно благодарила эту добрую женщину, которая оказалась более чуткой, чем многие.