Переживая горе. Истории жизни, смерти и спасения

Мы поняли, что из-за потрясения внутренний голос Кей-ли «сводил с ума». В ее сердце Митчелл был жив, хотя Кейли отчетливо понимала, что он умер. Гнев из-за того, что он оставил ее, захватил ее целиком. Где-то внутри Кейли чувствовала, что если достаточно разозлиться, достаточно сильно ударить, достаточно громко закричать, Митчелл вернется. Когда ей становилось немного лучше, эти мысли ввергали ее в отчаяние, потому что она снова понимала, что Митчелл не вернется. Кейли будто вновь и вновь переживала утрату. Жизнь без него казалась ей «абсолютно черной», и в такие моменты она отказывалась от еды, друзей, работы, заботы о сыне – всего, что было частью жизни любой здоровой женщины.

Я поняла, что Кейли с рождения была очень чувствительной. Она словно родилась без кожи. Именно это и эмоциональная закрытость родителей делали ее уязвимой перед жизненными трудностями. В каком-то смысле Митчелл выступал в роли защитного слоя кожи, в котором она так нуждалась. Теперь его не было, и Кейли чувствовала себя еще более беспомощной. То, что многим людям казалось досадной оплошностью, например, когда ты забываешь взять кредитную карту перед походом в магазин, Кейли воспринимала как катастрофу. Она стыдилась и ругала себя, и на восстановление уходили дни.

Наша совместная работа продвигалась медленно. Кейли было сложно восстановить веру в жизнь. Иногда она делала вид, что ей все равно, и включала режим «к черту жизнь». Но на самом деле она уже чувствовала себя по-другому. Она боялась, что если перестанет страдать, то образ Митчелла внутри нее исчезнет. Она перечитывала его сообщения, целовала его фотографию, показывая, как сильно она скучала по нему. Мы обе испытали облегчение, когда поняли, как адаптироваться к утрате, как принять жизнь со всеми сложностями и противоречиями. Кейли поняла, что не обязана возвращаться к прежнему состоянию или испытывать блаженное счастье. Она могла и злиться, и грустить, могла разрешать себе веселиться с Дэрелом. Она могла свободно переключаться от гнева к счастью, словно прыгая в лужу и выпрыгивая из нее.

Спустя несколько месяцев Кейли чувствовала себя спокойнее, перестала пить, ходила на работу и начала формировать «хорошие привычки». Разработанное нами терапевтическое лечение состояло из двух пробежек, двух сеансов медитации и одной записи в дневнике каждую неделю. Со временем комбинация бега, медитации и ведение дневника настолько снизила ее тревожную депрессию, что Кейли отказалась от лекарств (исследование этой комбинации подтвердило ее эффективность. Теперь она стала нормативом Национального института здоровья и клинического совершенствования Великобритании). Ее подруга, работавшая в полиции (одна из немногих ее подруг, о которых я узнала), рассказала ей об акрониме ПНФСЭ («Просто на фиг сделай это»), чем очень ее развеселила. Это стало своеобразным пинком под зад: Кейли поставила изображение с этими буквами в качестве заставки на телефон.

В то время я узнала о мистере Вули, ее учителе математики и недостающем звене истории. Мы вместе изучили корни ее мантры «Я глупая». Кейли вспомнила себя в девятилетнем возрасте и нехотя поделилась историей. Она покраснела от стыда, вспоминая учителя. Мистер Вули часто вызывал ее к доске и задавал вопрос. Каким бы легким ни был вопрос, Кейли не могла ответить (не потому, что была недостаточно умной, а потому, что такой метод полностью сбивал ее с толку). «Я стояла, потеряв дар речи, – рассказала она. – Он ждал. Казалось, проходила тысяча лет. Затем он с криками отправлял меня за парту. Это случалось постоянно». Это повлияло бы на любого ребенка, не говоря уже о чувствительной Кейли, которая не знала, как справиться с подобной ситуацией. Ее мама жаловалась на учителя, но в администрации школы ничего не предприняли. Теперь последствия унизительных методов мистера Вули вступили в действие. Узнав об этом, я пришла в ярость. Чувство унижения не покидало Кейли в повседневной жизни: любой контакт с человеком мог заставить ее почувствовать себя глупой, как было тогда, на уроках мистера Вули. Кейли верила, что слова «я глупая» были выбиты у нее на лбу. Ей приходилось преодолевать страх, чтобы вымолвить хоть слово. Наша обоюдная ненависть к мистеру Вули, которого мы переименовали в мистера Козла, стала важной частью наших отношений.