Переживая горе. Истории жизни, смерти и спасения

В какой-то степени Стивен испытал облегчение, когда Дженни не стало. Теперь, когда он возвращался домой, ему не нужно было говорить с ней. Она постоянно критиковала его за лишний вес, набранный за годы, и физически отстранилась от него за последние 10 лет. Стивен всегда чувствовал, что был не очень хорош для нее, что она разочарована в нем и ей с ним скучно. Стивен винил себя, но очень скучал по всей семье. Дженни занималась их бытом и была центром семейной жизни: устраивала праздники, дни рождения, планировала мероприятия на выходные. Когда он вспоминал это время, я чувствовала, как в нем взрывались эмоции, несмотря на попытки подавить их. Я тихо сказала, что ему, должно быть, очень больно. Однако Стивен пока не был готов говорить об этом. Он резко выдохнул и сменил тему. Я видела, как его кулаки сжались, и представила его шестилетним мальчишкой, который впивался ногтями в ладошки. Я не могла доводить его до такого состояния, потому что тогда бы он лишь укрепил свои защитные механизмы. Все же я замечала эти перемены в нем. Чем более уязвимым чувствовал себя Стивен, тем сильнее проявлялся «устрашающий профессор».

У Стивена было два сына: 18-летний Джордж учился в университете, 24-летний Энди работал в технологической компании и жил с друзьями. Я расспросила Стивена об их душевном состоянии и получила ответ: «У мальчиков все хорошо, даже отлично». Иногда они приезжали домой на выходные. Когда Дженни не стало, они ходили на матчи с участием любимой команды, вместе обедали и разговаривали – обо всем, кроме матери. Их семья привыкла избегать любых сложностей. Стивен поделился любимой фразой его семьи: «Лишние разговоры лишь вредят делу». Я спросила, что произошло бы, если бы они завели разговор о Дженни. Стивен покраснел, в его глазах блеснули слезы. «Если мы начнем грустить, то не остановимся», – прошептал он. Он показал свое уязвимое «я», и это позволило нам обоим понять, почему он вынужден блокировать боль. Я почувствовала, что мое отношение к Стивену теплеет, и поняла, что он был человеком своего времени: многие мужчины его поколения не могут выражать свои чувства и поэтому не понимают их. Некоторые даже не осознают, что испытывают грусть. Я предложила Стивену прогуляться с сыновьями и поговорить как одна семья. Это легче, чем говорить сидя: при ходьбе меньше зрительного контакта. К тому же совместные прогулки приносят эмоциональное облегчение. Я предложила ему начать так: «Я помню, как мама…» Стивен согласился, что эта идея была полезной. Он мог представить, как говорит это, пока они идут в бар. В этот момент он словно переосмыслил понятие семьи. Позже Стивен сообщил мне, что поговорил с сыновьями. Этот метод сработал, и он собирался использовать его вновь.

В начале каждого сеанса Стивен довольно долго восстанавливал дыхание после подъема по лестнице. Чуть больше времени уходило на то, чтобы осознать свое присутствие на сеансе. Стивен по-прежнему заглушал сложные чувства. Я все еще плохо понимала этот защитный механизм. Я знала его историю, но по-прежнему не понимала его внутренний мир. Я могла лишь догадываться, какую печаль, растерянность, гнев, бессилие и опустошенность испытывал Стивен. Его неоднозначное отношение к жене отражалось в неоднозначном отношении к нашим сеансам. Стивен не мог ходить регулярно – ему требовалось гибкое расписание. По сравнению с другими психологами я спокойно отношусь к свободному графику посещения.

Все же я поинтересовалась у него, не пытается ли он таким образом избегать меня. Стивен постарался сменить тему. «Нет-нет, просто из-за работы, – бросил он. – Не думайте об этом».

Мне хотелось понять, по-прежнему ли он работает целыми днями, а потом много ест и пьет по выходным. Но я не хотела стыдить его, словно мама шестилетнего ребенка, контролирующая его поведение. По моим предположениям, Стивен застрял в ловушке своего поведения. Чтобы сократить дистанцию между нами, мне нужно было найти общий для нас опыт и признать, что Стивен напоминал меня в более ранний период моей жизни. Тогда я была довольно замкнутой и жесткой. Такое поведение полезно, но подходит не для всех ситуаций. Например, необходимо переключиться в другое эмоциональное состояние, если человек хочет развивать близкие отношения. Я спросила у Стивена, как он преодолевал трудности в детстве. Он рассказал мне, что родом с севера страны, хотя говорил без северного акцента. Его семья относилась к рабочему классу. Мать, ирландка по происхождению и верующая католичка, была властной женщиной. Отец, уроженец Ньюкасла, работал строителем. Он был хорошим человеком – заботливым, спокойным, но любящим выпить. Обычно в таком окружении мужчины всегда прячутся за броней, чтобы закрыть свои чувства, особенно в отношениях с женщинами. Чем больше я узнавала, тем больше проникалась сочувствием к Стивену, могла оценить его ум и увидеть ранимость. Его защитная броня не помешала мне сделать это.