Переживая горе. Истории жизни, смерти и спасения

Спустя многие недели нашей терапии Бриджит сказала, что «горе заставило забыть ее о благородстве». Горе пробудило в ней «монстра». Я должна была помочь ей объединить разные версии себя. Бриджит чувствовала, что ее старое «я» умерло, но я не была уверена в этом. Я думала, что смерть матери просто пробудила те стороны ее личности, о которых она не знала и которым она, разумеется, не была рада. Казалось, что различные настройки ее личности менялись, словно хамелеон, и приспосабливались к среде, в которую попадала Бриджит.

В ней жили тоскующий ребенок, авторитетный адвокат, любящая мать и жена, а еще грубая, раздражительная и крикливая мать и жена.

Наконец, Бриджит копнула глубже и показала свое подростковое «я»: «толстую девочку на диване». Это открытие укрепило отношения между нами. Я часто говорила, что она недооценивала себя, но сама она даже не замечала этого. Я назвала это свойство «дерьмовой комиссией», которая безжалостно критиковала ее. Вскоре я узнала юную версию Бриджит. Она не пользовалась популярностью в школе, ее дразнили за полноту, поэтому ей оставалось лишь хорошо учиться. Бриджит стыдилась этой версии себя, хотя она сослужила ей добрую службу в молодости и помогала сейчас. Однажды Бриджит показала мне свою старую фотографию, которая меня растрогала. Я прониклась нежностью к ней. Та девочка совсем не походила на взрослую Бриджит: широкая улыбка, гладкие волосы, очки, полная фигура. «Толстая девочка на диване» стала условной фразой, которую мы произносили, когда Бриджит начинала критиковать себя. Мне было больно слышать, как она атаковала ту «толстую девочку на диване». Мы обе признали, что Бриджит никогда не отзывалась о друзьях или незнакомых людях так злобно, как о самой себе. Внутренний голос постоянно шептал ей едкие фразочки. Я должна была помочь ей понять, что она достойна уважения и любви.

Бриджит очень любила мужа, и в прошлом его чувства к ней укрепили ее самооценку. Они ослабили постоянное присутствие ее подросткового «я». Бриджит нравилась Тому и внешне: он любил ее тело, ему нравилось смотреть на нее, прикасаться к ней, заниматься любовью. Эта связь была основой их отношений. Но после смерти матери Бриджит не хотела близости. В первые месяцы Том уважал ее решение, но теперь его разочарование переросло в гнев. Просто он любил ее: противоположность любви – не ненависть, а безразличие. Бриджит была слишком поглощена своей проблемой, чтобы понять это. В ответ на гнев мужа она отдалялась от него. Том в свою очередь высказал ей все, что думал. Он заявил, что Бриджит повезло с ним и дочерью и что ее мать не хотела бы, чтобы она так себя вела. После этого они отдалились друг от друга еще больше, и Бриджит чувствовала себя еще более непонятой. К тому же ей казалось, что мать наблюдает за ней, из-за чего она не могла заниматься сексом.

Мы обсудили это, и я сказала, что понимаю ее злость на Тома и вижу маленького ребенка, которому просто хочется на ручки к маме. Из-за чувства горя Бриджит казалось, что мама рядом. Она не хотела отказываться от единственной связи. Мы попытались понять, как она могла бы контролировать обе стороны своей личности. Бриджит не нужно было отталкивать Тома, чтобы быть ближе к своей матери. Она могла переходить от одних отношений к другим.

Бриджит с головой погружалась в работу, но это выматывало ее. «Работать и вести домашнее хозяйство очень сложно, – поделилась она. – Я бы тоже хотела закатывать истерики, как Зельма!» Бриджит устала постоянно бороться и оставаться для всех опорой. Я поинтересовалась, умеет ли она отказывать людям. Если бы Бриджит умела твердо говорить «нет», это бы избавило ее от нежеланной работы, которую ей не хотелось выполнять или на которую у нее не было времени. Это бы сделало ее согласие позитивным. Бриджит понимала концепцию личных границ и преимущества четких и решительных «да» и «нет», но в данный момент не могла воплотить ее в жизнь. Я видела, что постоянное согласие и надежность были главными чертами ее личности. Бриджит не могла изменить их под свои потребности до тех пор, пока не стала бы более жесткой.

В тот момент ее способность давать и любить была удивительно слабой. Бриджит не хотелось обижаться и злиться на Зельму, но вместо того чтобы попытаться избавиться от этих чувств, она вымещала их на дочери: «Моя дочь злит меня… И это ее вина». Когда я осторожно повторила ее слова, Бриджит накричала на меня. Ей показалось, что я критикую ее и использую непробиваемые «психологические слова». Вполне справедливо. Я сказала, что ее гнев, направленный на меня, важен для наших отношений. Мы могли бы позже поговорить об этом, чтобы уладить все разногласия. Я также вспомнила, что разногласия могут вести к прогрессу и, как ни странно, к позитивному результату.