Горе Джин было двойным. Пять лет назад ее брат трагически погиб в автокатастрофе. Узнав об этом, я представила, какие страдания выпали на долю ее матери, которой предстоит вынести смерть второго ребенка. Джин была замужем, у нее был 17-летний сын Джеймс. Отношения с мужем Саймоном были не очень близкими. Их свела общая любовь к музыке. Джин признала, что он был добрым и очень умным, но эмоционально холодным человеком. Она боялась, что он не удовлетворит все потребности Джеймса после ее смерти.
Джин хотела поговорить со мной о своей болезни и неизбежной смерти, а также о том, что это означало для Джеймса. Никто в семье не хотел слушать ее. Когда она поднимала эту тему, домочадцы тут же переводили разговор: «Как продвигается лечение?», «Разве современная медицина не удивительна?» Они не давали Джин ни единой возможности обсудить ее тревоги.
Ее смерть казалась мне реальной. Я была старше Джин всего на пять лет, и меня поразило, что я сижу напротив человека своего поколения, который, скорее всего, умрет в следующие полгода. Я в очередной раз ощутила свою смертность.
Джин долго рассказывала о смерти брата и много плакала. Субботним вечером ей позвонили. Она была расстроена из-за того, что никогда не увидит тело брата – полиция рекомендовала не делать этого. Все это вылилось в шок, который застыл внутри нее.
Джин с удивительным спокойствием относилась к своей смерти, чем поразила меня. Мне казалось, что я бы вела себя по-другому, оказавшись на ее месте. Даже сейчас я не до конца понимаю, как она приняла это известие. Я осторожно спросила об этом, но Джин сменила тему, явно не желая говорить об этом. Я решила, что она поднимет эту тему сама, когда будет готова.
Гораздо больше ее расстраивало то, что она оставляла своего сына Джеймса. Все мысли Джин были о нем, поэтому я решила уделить главное внимание этому вопросу. Джин сожалела, что не считала нужным заботиться о Джеймсе, когда была в состоянии делать это. Ее очень беспокоило то, как о нем будут заботиться после ее смерти. Она, как и я, никогда не произносила на сеансах слово «смерть», что вызывало у меня облегчение. Я не могла представить, что произношу это слово при ней. Возможно, я переняла ее чувства. Это помогло понять, как сложно другим обсуждать с Джин ее смерть. Если мне было трудно, другим было еще сложнее. Джин использовала фразы вроде «не буду здесь» или «когда я уйду». Я старалась отвечать похожим образом, потому что не хотела разрушать ее очень деликатный настрой своими словами или мыслями. Я категорически не согласна с врачами и психологами, которые настаивают, что пациентов нужно заставлять осознать реальность, если они отрицают ее. На мой взгляд, мы не должны разрушать важные защитные механизмы. Мы ведь не знаем наверняка, что лучше для человека. Подобный подход с огромной вероятностью оттолкнет пациента, и он уже не вернется к нам, или укрепит его защитные механизмы настолько, что психологическая помощь будет невозможна.
Джин не махнула рукой на жизнь. Она хотела прожить как можно дольше и даже участвовала в клиническом испытании нового лекарства против рака. Как я поняла, она приняла свою скорую смерть благодаря тому, что вложила главные эмоции в тех, кого любила и кого должна была оставить. Меня все еще поражала ее материнская самоотверженность.
Одной из самых болезненных тем на наших сеансах стало обсуждение того, как рассказать о смертельном диагнозе Джеймсу. Нужно было сказать ему, что Джин не поправится, и это казалось тяжелее, чем выслушивание смертельного диагноза. Разумеется, Джин хотела защитить сына от правды, тем более что он был подростком. Джеймс находился во власти гормонов: Джин купила ему кроссовки не той марки, он ненавидел делать домашнее задание и часто злился без особых на то причин. Джин подозревала, что он злился из-за ее болезни и того, что она была неидеальной матерью. «Он хочет здоровую мать, которая на что-то способна», – сказала Джин. В течение последних лет она проходила недели сильной химиотерапии, затем наступали месяцы ремиссии. Потом ей поставили смертельный диагноз. Джин часто чувствовала себя плохо. Но она пыталась отдыхать, пока Джеймс был в школе, чтобы проводить время с ним, когда он вернется домой.