Перо Адалин

– Это ты – та самая опухоль, разросшаяся в теле семьи до таких размеров, что ее принимают за мозг! Весь род гниет поколениями, воспитывая бездушных, безразличных к собственным детям наследников, для которых договоры купли-продажи важнее, чем счастье собственных отпрысков! Продолжай измерять свое благополучие килограммами золота, отворачиваясь от сестер, потому что меня ты давно потерял, задолго до того, как решил мстить ни в чем не повинным людям. Семья Альваха – моя настоящая, и к семейному древу Флоресов я отношусь лишь именем, в котором содержится единственная ласка, оказанная мне с рождения. Поэтому еще раз, Маркус, я тебя предупреждаю: к моей семье не приближайся ни на шаг, если не желаешь с так почитаемого тобою древа исчезнуть в тот же день. И пусть хоть весь мир обрушится на мою голову – я обещанное выполню.

И Леверн, пылая отвращением, вышел из кабинета, оставив брата наедине со своими словами.

* * *

Земля казалась теплой, и раскрасневшиеся голые ступни утопали по щиколотку в грязи. С потемневшего платья ручьями стекала ледяная вода, но Клер не останавливалась. Она потеряла счет ведрам, вылитым на голову. Сначала было легко – один, два, три… но прошел десяток, а лучше не становилось. Перед глазами – хоть закрывай их, хоть нет – возникало лицо Маркуса, искаженное призраками прошлого. В ушах, сквозь эхо лет, звенел его голос, приказывавший: «Режь, режь!» Галлюцинации, с которыми Клер думала, что справилась, вновь появились – всего-то и требовалось, что оказаться неподалеку от их источника.

Тело выстрелом пробила дрожь, пройдясь волной от кончиков красных пальцев до макушки. Служанка потянулась за следующим ведром – хорошо, что воды в сарае было достаточно. Она подняла полное до краев ведро, но правую руку свело судорогой, и вода хлынула прямо в лицо, а металлическая ручка проехалась по виску. «И пусть».

Вода обычно помогала. Обжигая голову, смывала память. Мутные картинки в голове: блеск стали, раны на коже и монстр, скрывающийся под прекрасным обличьем, стирались, стоило только вылить достаточно холода на голову. Сейчас ведь не лето, когда бороться с галлюцинациями сложнее всего. Нет удушливой жары, которая не отступает даже ночью. Ледяная вода колет кожу, а не ласкает шелковым покрывалом. Летние ночи всегда проходят в попытках скрыть от Альваха правду – их Клер проводила в сарае у дома, лишь бы только брат не слышал ее криков.

Она нагнулась за следующим ведром, и вдруг перед глазами померкло. Ноги подкосились, голова уперлась в стопку сухой одежды, которую Клер отложила подальше. Сердце билось спокойно – тело давно привыкло. Подобные приступы раньше случались часто, и она научилась лечить себя с минимальным ущербом. Со временем галлюцинации были все реже, и Клер была уверена, что справилась. Но вместе с Маркусом в ее жизнь вернулись и почти забытые страхи. В следующем ведре Клер заметила отражение луны, выглядывающей в окошке крыши, и отскочила, прячась, к дверям.

Морозный ветер ворвался сквозь приоткрытые двери сарая, пробирая до костей мокрую с ног до головы гостью. Едва оттягивая за металлическую петлю тяжелую дверь, на секунду она замешкалась. Стоит ли? А после потянула ее изо всех сил.

Чистое темно-синее небо едва не заставило ее вывернуть содержимое желудка на землю. Точь-в-точь ледяной оттенок глаз, которым так гордится хозяин поместья. Маркус завладел ее мыслями, пытался выгнать ее из собственного тела. Будь у нее выбор – так и поступила бы. Но даже после самой страшной ночи придет новый день. Утром она улыбнется Леверну и останется спокойна, когда хозяин поместья переступит порог столовой. Свет будет завтра, а сейчас, пока Винсент не отрывает глаз от принцессы, а Альвах с Леверном ведут тяжелый разговор, у нее есть время набраться сил. И все будет как раньше.

Свернувшись калачиком на улице, Клер вздохнула полной грудью, закрывая глаза. Еще пару минут, и образ Маркуса растворится. Тошнота уже отступила, и забыться не давала только тянущая боль в груди. Какая маленькая плата за спокойствие.

* * *

Леверн не знал, что способен так кричать.

Сначала от испуга. После от ярости. Мигом позже – от боли, когда Альвах скрутил его, удерживая от бездумных решений. Боль ослепляла, пока стрелок вытаскивал тело сестры на свет. Альвах сейчас походил на мертвеца, но не выказывал страха, в отличие от друга.

Стрелок, держа сестру на руках, рванул со всех ног к поместью, оставляя Леверна позади. Только кипящая внутри рыцаря злость позволила ему догнать друга у задней двери, ведущей на кухню. Завидев гостя на пороге, кухарки недоуменно шагнули вперед. После в большое, заставленное столами помещение ворвался Леверн, приводя работниц в испуг. Но рыцарь кое-как собрался, по частям вытаскивая осколки души из разных уголков. Он выместит злобу позже, на более подходящем человеке.