Перо феникса

– Все было так странно, – сказала Лотти, пристально глядя на Руби. – Она буквально влюбилась в Барни. Сказала, что, когда она была маленькой, у нее дома жил кролик. Она как будто забыла, что не терпит животных в доме и что они грязные и вонючие. То есть она всегда так говорила. – Лотти понизила голос. – Я уже начинаю думать, что мы даже можем сказать ей о магии. В этот приезд она была совершенно другой.

– Жалко, что ей пришлось снова уехать, – вздохнула Руби, – когда вы с ней так хорошо поладили.

Лотти кивнула:

– Да, она тоже так думает. Уже на вокзале, когда я ее провожала, она сказала… Она сказала, что скоро вернется домой. Она скажет начальству, что больше не будет работать в Париже. Даже если ее уволят, она говорит, что найдет себе новую работу!

– Так это же здорово! – воскликнула Руби.

– Да? А если она захочет вернуться в Лондон? Она сдала нашу тамошнюю квартиру, но ее могут освободить уже через пару недель. – И Лотти чуть не расплакалась.

– Ой. – Руби с тревогой уставилась на нее. – Ты думаешь, она не захочет остаться в Нитербридже?

Лотти резко вскинула голову и нахмурилась с мрачной решимостью:

– Мне все равно, захочет она или нет. Мама думает, что она делает все возможное для того, чтобы у меня было все, что мне нужно. Много работает, чтобы у нас были деньги на модную одежду, на развлечения, на всякие штуки. Но это она так считает – что мне это нужно. Теперь ей придется послушать меня. Я никуда не поеду. Я не оставлю Софи, и магазин, и тебя, и мое волшебство. Потому что никакого волшебства не будет, если я брошу Софи и вернусь к людям, которые даже не верят в чудеса. Оно просто исчезнет.

– Ничего себе, – пробормотала Руби. – И как ты думаешь, что она скажет?

Лотти пожала плечами:

– Я еще не придумала, как ей сказать. Но, наверное, она позвонит мне сегодня вечером. Она собиралась сегодня поговорить с начальством и сообщить им, что она возвращается в Англию. Она говорила, что ее вряд ли отпустят сразу. Какое-то время придется еще доработать. – Она чуть подумала и добавила: – Я не хочу говорить ей о магии по телефону. О таких вещах по телефону не говорят. Но нужно будет сказать, что я никуда не поеду из Нитербриджа. И как-то так объяснить, чтобы она поняла. Причем надо сказать побыстрее, пока она не стала звонить нашим жильцам, чтобы они освобождали квартиру.

Прозвенел звонок на урок, и Лотти тяжело вздохнула. Первым уроком была математика с миссис Тейлор, но у Лотти совсем не было настроения решать примеры с дробями. У нее было столько своих забот.

* * *

Школа так и не отвлекла Лотти от мыслей о том, что творится дома. Разве что на перемене после второго урока она тихо порадовалась про себя, когда Зара Мартин рассорилась со своей верной приспешницей и подпевалой Бетани, которой не хватило ума промолчать о своих замечательных выходных. Очевидно, в компании Зары никому не разрешалось проводить время интереснее и веселее, чем сама Зара Мартин, великая и ужасная. Зара так разъярилась, что забыла об осторожности и повела себя по-настоящему некрасиво прямо в присутствии учительницы. Обычно она изображала из себя пай-девочку, и все учителя считали ее ангелом во плоти, и хотя миссис Стэффорд была явно потрясена, она не могла отрицать, что своими глазами видела, как Зара швырнула в Бетани апельсин (промахнувшись на милю, но это не важно).

Вспоминая, какое было лицо у Зары, когда миссис Стэффорд объявила, что она останется после уроков в наказание за хулиганство, Лотти с трудом сдерживалась, чтобы не рассмеяться. Кстати, надо сказать маме, что, наверное, не стоит опять менять школу в середине учебного года, когда Лотти только-только освоилась в новом классе. Это разумная и уважительная причина, чтобы не уезжать из Нитербриджа. Такую причину мама поймет. В отличие от причин, связанных с говорящими собаками и другими волшебными существами.

Когда Лотти вернулась домой, папа сидел за прилавком, о чем-то серьезно беседовал с Горацием и чесал ему шею под клювом. Гораций блаженно щурился, глядя в потолок. Обернувшись к Лотти, папа радостно улыбнулся, и ее сердце подпрыгнуло от восторга, как это бывало, когда Софи с разбегу забиралась к ней на руки после долгой разлуки (а полдня в школе – это очень-очень долго). Лотти тоже улыбнулась папе, вспомнив о бабочках.

– В школе все хорошо? – спросил папа немного смущенно, и Лотти кивнула.

– В школе все было бы намного лучше, если бы Лотти научилась грамотно писать, – пробормотал Гораций. – Впрочем, ты тоже не дружишь с правописанием, так что, наверное, от твоей дочери вряд ли можно ждать орфографических подвигов.

Лотти опять улыбнулась папе.

– Ты что-нибудь вспомнил? – с надеждой спросила она.