Перри Мейсон: Дело об одноглазой свидетельнице. Дело о сбежавшем трупе

— Кто вам это говорил?

— Один человек в этом заведении.

— Из сотрудников?

— Нет, из заключенных.

— Женщина?

— Да.

— Держитесь от нее подальше, — посоветовал Мейсон. — Ни с кем не разговаривайте. Ни с кем не заводите дружбу. Сидите тихо. Предоставьте все мне.

— Вы и дальше будете меня представлять? — спросила она.

Мейсон кивнул.

— Я боялась… я боялась, что вы можете отказаться.

— Я не бросаю клиентов, — заявил Мейсон. — Даже если вы виновны, вы имеете право на защиту и слушание вашего дела в суде. У вас есть права, которые вам гарантирует наше законодательство. А мое дело — проследить за тем, чтобы эти права соблюдались.

— Спасибо.

— Вы виновны?

— Нет.

— В отравлении Гортензии Пэксон?

— Нет.

— В отравлении вашего мужа?

— Нет.

— Вы должны мне кое-что объяснить, — устало сказал Мейсон, подвинул стул и уселся напротив нее.

— Я знаю.

Мейсон пристально посмотрел на нее.

— Ваша подруга, Сара Энсел, переметнулась на другую сторону и выступила против вас.

— Но ведь теперь она опять на моей стороне.

— Откуда вы знаете?

— Она мне звонила.

— Вам разрешили поговорить по телефону?

— С ней — да.

— Телефонные разговоры прослушиваются, — сердито сказал Мейсон. — Что она сказала?

— Только что она усомнилась во мне, настроилась против меня и рассказала полиции все, что знала, и еще массу вещей, которые не знала достоверно, а потом она начала все обдумывать, и ей стало стыдно.

— Она сообщила полиции, что видела, как вы выкопали яму и закопали какие-то яды, — сказал Мейсон.

Мирна Дейвенпорт подняла глаза на Мейсона. На мгновение там явственно появилась паника.

— Она рассказала об этом полиции?

Мейсон кивнул. Мирна сложила руки на коленях, какое-то время смотрела на них, потом сказала:

— Да, конечно, у нее были причины, чтобы усомниться во мне.

— Вы упаковывали чемодан мужу, когда он собирался в командировки?

— Да.

— Он брал с собой конфеты?

— Да, всегда.

— Вы сами покупали эти конфеты?

— Да.

— Конфеты, которые лежали у него в чемодане, были отравлены.

— Я знаю. Мне это сказали.

— Вы добавили в них яд?

— Нет.

— А кто?

— Я не знаю.

— Вы жили в доме в Парадайсе?

— Да.

— А после того, как ваш дядя Уильям Делано заболел, вы переехали жить к нему?

— Да.

— А ваш муж?

— Большую часть времени он проводил в Парадайсе, но иногда приезжал нас проведать.

— Вашему мужу не нравилось, что вы переехали в Лос-Анджелес?

— Нет.

— Почему?

— Он говорил, что я позволяю нагружать себя тяжелой работой и фактически работаю сиделкой, а когда дядя Уильям умрет, мне ничего не достанется.

— Почему он так считал?

— Он думал, что все наследство достанется Гортензии. Даже после того, как она умерла, Эд не хотел, чтобы я там оставалась. Ему не нравилась тетя Сара. Почему-то Эд думал, что тете Саре удастся каким-то образом отхватить большую часть денег.

— Она вполне может их получить, если вам будет вынесен обвинительный приговор за убийство Гортензии Пэкстон, — пояснил Мейсон. — Такие у нас законы.

— Я не убивала Горти. Я ее любила.

— Ваш муж так и не переехал в дом в Лос-Анджелесе?

— Он не переезжал, пока не умер дядя Уильям. После этого он приехал. Но, конечно, много его вещей осталось в Парадайсе. Он превратил дом в офис. Оттуда ему было проще управлять своим бизнесом по разработке месторождений.

— Вы упаковывали ему чемоданы, — снова вернулся к этой теме Мейсон. — Вы помните, как собирали его в дорогу, когда он в последний раз планировал ехать в Парадайс?

— Да.

— Что вы уложили в чемодан?

— Совсем немного вещей, потому что большая часть его одежды так и оставалась в Парадайсе. Я положила несколько рубашек, носки, пижаму…

— Вы помните пижаму?

— Да.

— Опишите ее.

— Белая с красным рисунком.

— С каким рисунком?

— Что-то похожее на лилии.

— Вы видели ту пижаму, которая была на нем, когда нашли тело?

— Нет.

— Вам ее не показали?

— Нет.

— Вас не просили взглянуть на тело?

— Нет.

— Вероятно, придется, — предупредил Мейсон. — Вам нужно приготовиться к этому испытанию.

— Да, я понимаю.

— Вы думаете, что сможете смотреть на труп?

— Да, конечно.

— Почему «конечно»?

— Я не слишком-то эмоциональна.

— С этим я согласен, — сердито сказал Мейсон. — Вы, похоже, до сих пор не поняли, в каком сложном положении оказались.

— Я понимаю.

— Итак, когда вы паковали чемодан мужу перед его последней поездкой, вы положили туда коробку конфет?

— Да.

— Где вы взяли эти конфеты?

— Купила в кондитерской. Я купила две коробки. Одну положила ему в чемодан, а вторую оставила в ящике бюро.

— Вы не открывали ни одну из этих коробок?

— Нет.

— Вы уверены?

— Да, конечно.

— А с упаковкой что-нибудь делали?

— Нет. Я положила коробку в чемодан в том виде, в котором принесла из кондитерской. Только оберточную бумагу сняла. Под ней коробка была обернута в целлофан. Целлофан я не снимала.

— Значит, вы уверены, что ни на одной из конфет нет ваших отпечатков пальцев?

— Конечно, нет.

— Но кто-то открывал коробку и наполнил конфеты ядом. Даже двумя видами ядов!

— Мне так и сказали.

— Но это сделали не вы?

— Нет, конечно, нет.

— Работа с шоколадными конфетами чрезвычайно тонкая. На них должны были остаться отпечатки пальцев.

— Ну и что? Это не мои отпечатки пальцев.

— Я могу быть в этом уверен?