Перси Джексон и последнее пророчество

Я посмотрел на кувшин Пандоры, и впервые мне захотелось его открыть. Прямо сейчас мне казалось, что от Надежды нет никакого толку. Погибло так много моих друзей, Рейчел меня отшила, Аннабет на меня сердита, мои родители спят где-то там, на улице внизу, пока армия чудовищ окружает здание. Олимп вот-вот падет, и я видел столько жестокости со стороны богов: Зевс убил Марию ди Анджело, Гермес отвернулся от Луки, хотя знал, что его сын обратится ко злу.

«Сдайся, – прошептал мне на ухо голос Прометея. – Иначе твой дом будет уничтожен, а твой любимый лагерь сгорит дотла».

Потом я посмотрел на Гестию. Ее красные глаза горели мягким светом. Я вспомнил, что увидел в пламени ее очага: моих друзей, семью – всех, кого я любил.

Я вспомнил слова Криса Родригеса: «Бессмысленно защищать лагерь, если вы погибнете. Все наши друзья здесь». Вспомнил Нико, который бросил в лицо своему отцу Аиду: «Если олимпийцы потерпят неудачу, тебе не спрятаться в этом дворце».

Послышались шаги – в тронный зал вернулись Аннабет и Гроувер и, увидев нас, остановились.

Наверное, у меня было довольно странное выражение лица.

– Перси? – в голосе Аннабет больше не осталось гнева, только беспокойство. – Нам, м-м-м, опять уйти?

Я вдруг почувствовал себя так, словно в меня впрыснули сталь. Я знал, что делать.

Я посмотрел на Рейчел.

– Ты ведь не станешь делать глупости, правда? То есть… ты же поговорила с Хироном, да?

Девушка слабо улыбнулась.

– Ты переживаешь, что я сделаю что-то глупое?

– Я имел в виду… С тобой все будет в порядке?

– Не знаю, – призналась Рейчел. – Кажется, это зависит от того, спасешь ли ты мир, герой.

Я поднял кувшин Пандоры. Внутри трепетал дух Надежды, пытаясь согреть холодный сосуд.

– Гестия, – сказал я, – я дарю это тебе в качестве подношения.

Богиня наклонила голову набок.

– Я самая незначительная из богов. Почему ты вверяешь эту вещь мне?

– Ты – последняя из олимпийцев, – произнес я. – И важнейшая из всех.

– И почему же, Перси Джексон?

– Потому что Надежду лучше всего хранить у семейного очага, – ответил я. – Сохрани ее для меня, и больше у меня никогда не возникнет искушения сдаться.

Богиня улыбнулась, взяла кувшин, и он начал светиться. Огонь в очаге загорелся чуточку ярче.

– Хорошо сказано, Перси Джексон, – кивнула она. – Возможно, боги тебя благословят.

– Это мы скоро выясним, – я посмотрел на Аннабет и Гроувера. – Пошли, ребята.

Я направился к трону своего отца.

Трон Посейдона находился справа от престола Зевса, но и вполовину не мог сравниться с ним в пышности. Вращающееся кресло из черной прессованной кожи, с одной стороны пьедестала врезана пара железных колец, чтобы класть в них удочку (или трезубец). В целом трон походил на сиденье яхты, на какой отправляются поохотиться на акул, марлинов или морских чудовищ.

В своем естественном состоянии боги ростом под двадцать футов, так что я мог достать до края сиденья, только вытянув вверх руки.

– Помогите мне забраться, – попросил я Аннабет и Гроувера.

– Ты спятил? – поинтересовалась Аннабет.

– Возможно, – признал я.

– Перси, – заметил Гроувер, – боги ужасно не любят, когда кто-то сидит на их тронах. Я хочу сказать, до такой степени не любят, что могут превратить тебя в кучку золы.

– Мне нужно привлечь его внимание, – пояснил я. – Это единственный способ.

Друзья неуверенно переглянулись.

– Ну, – пробормотала Аннабет, – такое он не оставит без внимания.

Они переплели руки, чтобы получилась ступенька, и забросили меня на трон. Мои ноги болтались высоко над землей, и я почувствовал себя малышом. Я оглядел остальные троны, выступающие из полумрака, и представил, каково это: сидеть в Совете олимпийцев. Такое могущество и так много ссор, остальные одиннадцать богов вечно тянут одеяло на себя. Так легко стать параноиком, печься только о собственных интересах, особенно если бы я был на месте Посейдона. Сидя на этом троне, я чувствовал себя так, словно в моем распоряжении целое море – безбрежные кубические мили океана, полного мощи и тайн. С чего это Посейдону кого-то слушать? Почему бы ему не стать величайшим из двенадцати?

Тут я потряс головой.

«Сосредоточься».

Трон загрохотал. В мое сознание мощным водопадом хлынул чей-то гнев.

«КТО ОСМЕЛИЛСЯ…» – голос резко умолк.

Чужая злость отступила, и очень вовремя, потому что уже первые два слова едва не разорвали мое сознание на кусочки.

«Перси, – голос моего отца звучал все еще сердито, но уже спокойнее. – Что это ты делаешь на моем троне?»

– Прости, отец, – ответил я. – Мне нужно было привлечь твое внимание.

«Это очень опасная затея, даже для тебя. Если бы я не посмотрел, кого собираюсь распылить, от тебя осталась бы только лужица морской воды».

– Прости, – повторил я. – Слушай, здесь все плохо.

Я рассказал ему о том, что случилось, потом изложил свой план.

Посейдон долго молчал.

«Перси, ты просишь о невозможном. Мой дворец…»

– Отец, Кронос специально послал против тебя армию, он хочет отделить тебя от других богов, потому что знает: твое вмешательство может перевесить чашу весов.

«В таком случае он нападет на мой дом».

– Я в твоем доме, – заявил я. – На Олимпе.