Персидский гамбит. Полководцы и дипломаты

После этого главнокомандующий послал предложение сдать крепость, с условием, что и сердару, и его гарнизону будет предоставлен свободный выход. На размышление дал шесть часов, но старый Гасан‑хан не ответил.

– Глупый и упрямый старик! – возмутился Паскевич. – Чего добьется он? Только лишней крови!

Когда заложили вокруг крепости третью параллель шанцев, Паскевич вызвал к себе Пущина. Солдата Пущина нашли на брешь‑батарее, где тот на равных раздраженно спорил с инженерным генералом Трузсоном.

– Можно ли сегодня ночью короновать гласис? – спросил Паскевич, когда Пущин прибыл.

– Отчего же нельзя, – ответил тот. – Стоит только дать приказание!

Подошедший генерал Трузсон на инициативу выскочки отреагировал зло:

– Любопытно видеть, как вы это исполните!

– Он вам покажет как! – осадил своего главного инженера Паскевич и приказал Пущину приступить к работе.

Пущин немедленно отправился в передовую параллель и начал копать траншею прямо к крепости, как тогда говорили, вести «летучую сапу». Причем работал он не тихо и незаметно, как было принято, а, наоборот, открыто и быстро. Работу Пущина и его команды прикрывала огнем вся осадная артиллерия. Спустилась пасмурная ночь, скрыв от прицельного огня работавших.

Но неожиданно на крепостных стенах зажглись сотни факелов, осветив не только команду Пущина, но и наши батареи. В тот же момент с крепостных стен открыт был сильный пушечный и ружейный огонь. Среди копающих летучую сапу появились убитые и раненые.

– Багговут! – повернулся к храброму подпоручику Паскевич. – Передайте приказ Пущину – немедленно отступить!

Два раза Багговуту повторять было не надо. Но Пущин согласился прекратить работы только после вторичного приказа. Но вернувшись, он в яростном споре переубедил Паскевича.

– Делай как хочешь! – махнул тот рукой и уехал в лагерь.

Всю ночь вел Пущин земельные работы, всю ночь шла неперывная бомбардировка Эривани.

* * *

Понимая, что дело идет к концу, сердар Гасан‑хан с несколькими приближенными попытался бежать из крепости. Часть гарнизона также попыталась пробиться из крепости. Но из этого ничего не вышло. На пути их встали две роты 39‑го егерского полка, два казачьих полка и Чугуевский уланский полк подполковника Ивлича. Наткнувшись на егерей, неприятель был дружно контратакован и вновь загнан в крепость. Среди вернувщихся был и сам Гасан-хан, который в панике бегства потерял свой родовой драгоценный меч, когда-то подаренный его пращуру самим Тамерланом… Пробиться удалось лишь небольшой передовой группе всадников, в которой были и английские инструкторы.

К этому времени вся крепость была уже в огне. Жители погибли под развалинами своих домов. Женщины и дети с воплями бегали по узким улицам, стараясь укрыться от смерти… Наконец огромная толпа бросилась к Гасан‑хану с требованием сдаться. Старый сердар ответил им бранью и проклятиями.

Следующим утром персы с ужасом увидели, что Пущин поставил заряд уже на краю самого рва, чтобы его завалить. После этого в городе началась паника. Никто никого уже не слушал. Одни прятались, другие, наоборот, бежали на стены, с которых размахивали белыми флагами. Воспользовавшись всеобщим замешательством осажденных, бывшие в передовых траншеях полковники Гурко и Шепелев, без всякого на то приказа, бросились с шестью ротами гвардейского полка через брешь и быстро и решительно заняли ближайшую крепостную башню под огнем неприятеля, еще стрелявшего с южной стороны. В то же время генерал Лаптев с несколькими гвардейскими ротами и егерями подошел к крепостным воротам, чтобы не дать никому выйти. Туда же скоро подоспел и генерал Красовский с частью своего отряда. Стоя над рвом, облокотившись на опущенные к ноге ружья, солдаты терпеливо ждали, когда солдаты гарнизона откроют ворота. Тем временем за воротами кипела борьба, одни старались их открыть, другие этому препятствовали. Генерал Красовский подозвал к себе обер‑аудитора Белова, владевшего фарси, сказать тот крикнул, чтобы ворота немедленно отворили. Но едва Белов это крикнул, со стены раздался выстрел, и пуля раздробила бедняге череп. Это была уже последняя пуля, пущенная из крепости, и выпустил ее лично Гасан‑хан…

Через минуту ворота распахнулись и наши войска вступили в крепость. В это время Гасан-хан бросился в пороховой погреб и поджег приготовленный там для взрыва фитиль. Ситуацию спас поручик лейб‑гвардии Финляндского полка Лемякин. Вовремя заметив опасность, он бросился в погреб и выхватил руками горящий фитиль. После этого гарнизон сложил оружие. Сам же Гасан‑хан, с горстью приверженцев, заперся в мечети. Оттуда вредного старика и вытащили за шиворот. Вместе с упрямым Гассаном взяты в плен шесть других ханов.

Любопытно, что генерал Красовский застал сердара плачущим. Но плакал старый Гасан-хан вовсе не о поверженной Эривани и разбежавшемся гареме, плакал он о своем утраченном мече… Впоследствии тамерлановский меч все же нашли, и уже сам Гасан-хан отправил его в дар императору Николаю.

Удивительно, но, когда Эривань уже пала, находившийся в лагере Паскевич спал и об этом ничего не знал