Персидский гамбит. Полководцы и дипломаты

– Неудовольствия, по случаю спора о границах, были обоюдными, но военные действия никогда бы не начались, если бы вы сами не вторглись в русские пределы! – заметил на это Грибоедов. – Ну, а тот, кто первый начинает войну, никогда не может сказать, чем она окончится.

– Это правда, – согласился принц, – военное счастье так переменчиво…

В ходе дальнейшего разговора Аббас‑Мирза заявил, что он не против перемирия, но должен сам поехать в Петербург или послать сына. Аббас-Мирза был неплохим актером.

– О, мы оскорбили великого императора, – говорил он, заламывая руки, – и мы же будем просить у него прощения… Мы будем целовать трон его… Он во всем властен, но он великодушен. Захочет областей, денег – и деньги, и весь Азербайджан, и самого себя отдам ему в жертву, но этим чистосердечным поступком приобрету приязнь и покровительство вашего императора.

– При данных обстоятельствах наместник не вправе дать вам пропуск в Санкт‑Петербург, ибо требуется предварительное разрешение самого государя. Кстати, ваше намерение гораздо удобнее было бы исполнить в прошлом году, во время коронации императора, когда вы предпочли взяться за оружие… К тому же государь разгневан лично на вас.

– Ничего не хочу знать! – капризно дернул головой принц. – Я требую от вас ручательства, что император допустит меня к себе!

Беседа продолжалась более шести часов, а ночью Грибоедов составил условия перемирия. Утром его посетило доверенное лицо наследника Мирза‑Мамед‑Али.

– Намекните шахзаде, что, если мы не договоримся, то все азербайджанские ханства перейдут под длань России, после этого участь вашего господина будет незавидна, так как политический вес его среди других претендентов на шахский престол станет ничтожным! – сразу взял быка за рога Грибоедов. – Но если мы заключим мир сейчас, он сохранит свои уделы!

В тот же день Грибоедов свалился с горячкой… Воспользовавшись этим, Аббас-Мирза отослал отцу собственный вариант перемирия, который тот, посоветовавшись со своими английскими советниками, одобрил. По этому варианту Нахичеванская область объявлялась нейтральной, но фактически под Персией.

Немного оправившись от болезни, Грибоедов немедленно вычеркнул параграф о нейтральности Нахичевани.

Переговоры возобновились. Много было пустых разговоров, в результате которых Грибоедов уехал с письмом Аббаса-Мирзы к Паскевичу, наполненным столь же пустыми фразами. Вернувшись к Паскевичу, он доложил, что вся затея персов о перемирии была придумана, чтобы затянуть время и хотя на несколько дней остановить русские войска.

Кроме этого, пока шли переговоры, Грибоедову исподволь удалось выяснить, что персы готовятся взять реванш за понесенные поражения и хотят отбить Аббас-Абад.

– Что ж, все вполне прогнозируемо! – покачал головой Паскевич. – Война продолжается!

* * *

В конце августа 1827 года Паскевич уже готовил корпус к походу в глубь Персии на Тавриз, когда пришло известие, что Аббас‑Мирза снова двинулся с большим войском в Эриванское ханство.

Надо отдать должное предприимчивому принцу, который за кротчайшее время смог собрать и поставить в строй своих деморализованных сарбазов. Вскоре неподалеку от Эчмиадзинского монастыря произошел серьезный бой, вошедший в историю как Аштаракский, в котором немногочисленный отряд опытного и храброго генерал-лейтенанта Красовского отбросил намного превосходящие силы Аббаса-Мирзы.

После этого очередь дошла до последней из прикрывавших Эривань крепостей – Сардарь‑Абад, расположенную несколько в стороне от Эчмиадзина на обширной равнине в сторону Алагеза. Сардарь-Абад был вполне современной крепостью и его защищал двухтысячный гарнизон под командой Гасан‑хана (внука эриванского сердара и его тезки), который старался воодушевить сарбазов воспоминанием об Эривани, которую отстояли от русских в 1808 году, и взял с них клятву умереть на стенах крепости.

Вечером 14 сентября два батальона карабинеров, две роты саперов и полк казаков, лошади которых который были навьючены турами, осторожно выступили из лагеря. Впереди ехал генерал-лейтенант Красовский. Войска направились к ближайшему от крепости возвышению, чтобы заложить первую батарею. Несмотря на пушечный огонь персов, батарею поставили. На следующее утро началась бомбардировка Сардарь-Абада, продолжавшаяся весь день. Ночью к крепости для детального изучения подходов отправились трое добровольцев – разжалованные в солдаты декабристы Пущин, Коновницын и Дорохов. Было туманно, шел дождь, и бывшие мятежники проползли в грязи вокруг всей крепости.

Выполнив задачу под носом противника, они целыми и невредимыми вернулись обратно. В палатке Паскевича Пущин начертил осмотренную местность. Довольный главнокомандующий вызвал денщика:

– Шампанского и четыре фужера!

Недоумевающий денщик быстро накрыл импровизированный стол, и генерал-адъютант с удовольствием распил две бутылки с тремя грязными и мокрыми солдатами.