Персидский гамбит. Полководцы и дипломаты

Первым в город вошел Нижегородский драгунский полк под командой сибарита и остроумца Николая Раевского (сына героя 1812 года и друга Пушкина). Ординарцем при нем – двадцатилетний брат поэта – юнкер Лев Пушкин.

Вскоре с изъявлением покорности в Нахичевань потянулись жители соседних горных отрогов.

Но занятие Нахичевани вопроса занятия всей провинции не решало, так как в нескольких верстах к югу на Араксе стояла хорошо укрепленная крепость Аббас‑Абад. И, судя по всему, сдаваться не собиралась. К Аббас-Абаду и направился русский корпус.

* * *

28 июня полковник Николай Муравьев, с двумя казачьими сотнями, провел рекогносцировку Аббас‑Абада, сняв на план неприятельские укрепления. Персы было начали перестрелку и даже попытались атаковать маленький отряд, но все обошлось. Затем подошли главные силы и началась осада крепости. Как и в предыдущих осадах, Паскевич предложил коменданту крепости Махмет‑Эмин‑хану почетную капитуляцию. Как и другие коменданты, Махмет‑Эмин‑хан ответил отказом.

Сердар Махмет‑Эмин‑хан не просто комендант, а один из важных персидских вельмож, женатый на дочери шаха и сестре Аббаса‑Мирзы. Именно поэтому принц и доверил ему крепость своего имени.

Узнав об отказе, Паскевич только пожал плечами:

– Чего хорохориться, все равно нашим будет!

Снова отличился Пущин, очень толково расставивший осадные батареи. Расчувствовавшийся Паскевич признался ему:

– За заслуги достоин ты полковничьего чина, но вернуть тебе даже эполеты прапорщика я не в силах! Потому, чтобы не смущать старших по чину, снимай с мундира солдатские погоны и ходи без оных!

Отныне Пущина Паскевич держал всегда рядом с собой, советуясь во всем, что касалось инженерных дел. Ставшего ненужным бестолкового инженера-генерала Трузсона он вернул в Грузию, чтобы строил дороги…

Когда батареи были расставлены и укреплены, началась планомерная бомбардировка.

4 июля казачий атаман Иловайский, прикрывавший осадный корпус со стороны Аракса, сообщил, что к Аббас‑Абаду движется на выручку сам Аббас‑Мирза со всей 40‑тысячной армией. На самом деле, с собой принц взял лишь конницу, оставив пехоту в резерве на подготовленных позициях. Так ему посоветовали английские инструкторы. План был прост – заманить Паскевича отступающей конницей на эти позиции и там разгромить.

Паскевич, не решаясь взять ответственность на себя, собрал военный совет, который большинством голосов решил – оставить под Аббас‑Абадом три батальона, а с остальными атаковать неприятеля.

Пущин немедленно начал строить в трех верстах выше лагеря плавучий мост через Аракс. Но течение было столь стремительным, что с этим пришлось повозиться. Наконец, Пущин собрал с окрестных духанов винные бурдюки, велел надуть их кузнечными мехами и подвязать под деревянный настил. Теперь этот мост уже не сносило течением, и он не уходил под воду.

Мост не был еще готов, когда Иловайский с двумя казачьими полками переправился вплавь, чтобы выманить персов на заречную равнину и выяснить их силы. Едва казаки переправились – были атакованы персидской конницей. Атаку Иловайский отбил, но запросил помощи. На это Паскевич двинул через реку кавалерийский отряд Бенкендорфа и конную артиллерию.

«Странно было видеть, – рассказывал участник событий, – как конная артиллерия шла вплавь через реку: лошади плыли, а орудия катились на своих лафетах по дну Аракса, так что на поверхности воды видны были только одни их правила». Следом за артиллерией вплавь переправились драгуны и уланы.

Появление конной артиллерии отрезвило персов. И они стали уходить от соприкосновения с отрядом Бенкендорфа. Когда же из одного ущелья неожиданно нас атаковала масса вражеской конницы, командир Нижегородского полка, полковник Раевский, бросил в атаку своих драгун, которые атаковали так стремительно, что персы бежали. Тем временем Бенкендорф выстроил свой отряд в боевой порядок

А по мосту уже спешила пехота. Впереди батальонов скакал сам Паскевич. Едва перейдя мост, наши стали строиться, так как персы атаковали непрерывно. Паскевич отбивался контратаками драгун и улан, и огнем артиллерии, понемногу продвигаясь в сторону кишащих кавалерией противника ущелий.

«Когда ядра и гранаты вытеснили персиян из ущелий, и драгуны пустились в атаку, – рассказывал впоследствии командир артиллерийской батареи, – то угорелые кизилбаши целой стаей бросились ко мне на батарею. Я успел перезарядить орудия картечью и ждал, чтобы неприятельская конница нанеслась на ту точку, куда наведены были дула моих пушек. При виде быстро несущейся кавалерии, все, по обыкновению, закричали: «Артиллерия, стреляй! Стреляй!» Некоторые в досаде даже прискакали ко мне на батарею, но я, «как упрямый хохол», настоял на своем. Зато как все были восхищены, когда я открыл картечный огонь и большая часть персиян полетела, как пешки».

Затем наши атаковали и обратили персов в бегство. Вдогонку бросились эскадроны нижегородских драгун, беспощадно вырубая бегущих. Вскоре вся лощина покрылась мертвыми телами.

Вернувшись, Раевский доложил: