Персидский гамбит. Полководцы и дипломаты

Между тем сам уже отправил из крепости свои сокровища, в том числе и знаменитую золотую луну с главной мечети. Исчезновение луны окончательно повергло сарбазов в уныние. Все больше сказывался недостаток военных припасов и продовольствия. Ко всему прочему, началась и эпидемия гнилой горячки. Участились и перебежчики.

Зная о состоянии крепости, Бенкендорф с Гурко разработали план штурма. Но Паскевич штурм категорически запретил.

– Боится больших потерь, – дипломатично резюмировал Бенкендорф.

– Не иначе возжелал фельдмаршальских эполет! – честно высказался Гурко.

А затем сердар на самом деле попытался вырваться из обреченной крепости. В то время как большой отряд сарбазов внезапно атаковал наши посты, сердар с телохранителями попытался бежать, но был перехвачен казаками и вернулся в Эривань.

15 июня в блокадном лагере, наконец, появился сам Паскевич, а следом за ним подошла 20‑я пехотная дивизия генерала Красовского.

* * *

Ну, а чем занимался в описываемое время новый наместник Кавказа Паскевич? 12 мая 1827 года он провел смотр наличным войскам, после чего, в окружении свиты из полутысячи грузинских и армянских князей, покинул Тифлис. 8 июня Паскевич, в сопровождении лейб‑гвардии Сводного полка, был уже в Эчмиадзине. Следом за ним подходили и располагались лагерем остальные войска. Всю артиллерию Паскевич сразу отправил под Эривань, чтобы усилить бомбардировку крепости.

Увы, обещавший помочь в капитуляции Эривани комендант Сават-Кули-хан не сдержал своего обещания. Вся власть в крепости по-прежнему была сосредоточена у престарелого сердара, который оставался верен Персии.

После первой же рекогносцировки Эривани состоявшие в свите Паскевича генералы Унтилье и Трузсон настаивали на незамедлительном штурме. Но Паскевич был иного мнения.

– Крепость еще слишком сильна, чтобы брать ее приступом. Потери могут быть преогромными! – сказал он генералам. – Будем продолжать осаду и бомбардировки.

Что касается Бенкендорфа, то после совещания он подвел к наместнику скромного солдата:

– Ваше высокопревосходительство! Имею честь представить вам солдата пионерского батальона Михайлу Пущина!

– Зачем мне это? – поднял на командира авангарда свои пронзительно черные глаза Паскевич.

– Сей солдат есть бывший капитан лейб‑гвардии конно‑пионерного эскадрона, а разжалован по делу 25 декабря!

После этих слов Паскевич еще больше помрачнел – разжалованных декабристов он не жаловал.

– Сей солдат, находясь во вверенном мне отряде, оказал большие услуги в установке осадных батарей. Пущин самолично по ночам облазил все подступы к крепости, и теперь же у него есть великолепный план осадных работ.

– Дайте план! – коротко сказал наместник.

Даже беглого взгляда на план было достаточно, чтобы понять – составлял его профессионал самого высокого класса. При всей своей напускной мизантропии Паскевич все же был талантливым военачальником и все сразу понял. План был куда детальней и лучше, чем откровенно слабый план генерал-инженера Трузсона. Взгляд его потеплел.

– План действительно хорош, и я беру его за основу блокады!

Увы, свои коррективы в блокаду Эривани внесла эпидемия лихорадки, перекинувшаяся из крепости. Поэтому Паскевич отвел отряд Бенкендорфа от Эривани, сменив его на новый отряд генерала Красовского, бывшего в недавнем прошлом начальником штаба Кавказского корпуса. Увы, вследствие недовольства Паскевича он оставил свой пост. Новым начальником штаба был назначен генерал-адъютант Сухтелен, а до его приезда из Петербурга обязанности исполнял, уже известный нам по путешествию в Хиву полковник Генерального штаба Николай Муравьев. Он не устраивал Паскевича! Свидетелем этого разлада стал чиновник иностранной коллегии Александр Грибоедов (уже знаменитый своей стихотворной комедией «Горе от ума»), состоявший в родстве с женой Паскевича. Грибоедов с 1817 года был секретарем при персидской миссии, давно и серьезно занимался изучением восточных языков, прекрасно знал Кавказ и Персию.

Надо сказать, что Грибоедов как истинный дипломат сохранял одновременно прекрасные отношения как с Паскевичем, так и с его предшественником Ермоловым.

Перед началом военной кампании 1827 года Паскевич разделил все свои силы на две дивизии. Первой стал командовать генерал-майор Вадбольский, второй – генерал-лейтенант Эристов. После этого обе колонны двинулись в сторону Нахичевани. Точных сведений о местоположении персидской армии не было.

Полки шли песчаной долиной Аракса, отличающейся особо знойным климатом. Переход был очень тяжелым. Особенно досталось недавно прибывшим из России уланам Серпуховского полка, лошади которых, непривычные к местному климату, пришли в полное изнурение.

Куда практичней были неказистые, но выносливые степные казачьи кони!

Остановить главные силы Кавказского корпуса персы даже не пытались, ограничиваясь только слежением издали.

Наконец, перед нашими войсками оказалась никем не защищаемая Нахичевань – один из древнейших городов Армении, где, по преданию, обосновался выживший после потопа Ной со своим семейством. В Нахичевань Паскевич вступил без боя.