– Ну, может, хоть теперь угомонятся! – вздохнул простодушный грузинский князь.
– Сомневаюсь, скорее сделают должные выводы и будут искать нам новых врагов! – не разделил его оптимизма полковник Генерального штаба.
В Тегеране падение Тавриза произвело впечатление наступившего конца света. Престарелый шах Фетх-Али, думающий уже только о своих одалисках и болячках, был потрясен известием:
– Я был вовлечен в войну интригами англичан и хвастовством Аббаса-Мирзы! – топал он в бешенстве ногами.
Гнев шаха был настоль неистов, что он приказал лупить палками первых, кто попались ему на глаза – это оказались его собственные зятья-каймаки. Лупить палками подстрекателей-англичан шах, разумеется, поостерегся. Помимо этого, он велел разломать и выбросить в подвал знаменитую уникальную позолоченную кровать с фонтанами, подаренную до войны императором Николаем.
Для Аббаса‑Мирзы потеря личной столицы лишала его не только возможности продолжать войну, но и означала полный политический крах. Дело в том, что уже падение крепости Сардарь‑Абад столь ужаснуло шаха, что он велел Аббасу‑Мирзе заключить мир без замедления, уступая русским Эривань и Нахичевань, но самолюбивый Аббас-Мирза, по совету секретаря английской миссии Кемпбелла, скрыл от всех шахский фирман. И вот результат – пал Тавриз, и теперь нарушивший волю шаха Аббас‑Мирза, мог лишиться уже не только его расположения, но и самой головы.
Вскоре начались первые переговоры о мире. К нашему удивлению, главные споры возникли не между нами и персами, а между шахом и принцем, которые выясняли, кому из них платить контрибуцию. Аббас-Мирза настаивал:
– Так как с Россией воевал не он один, а вся Персия, то и деньги должен выплачивать не он, а шах.
Скупой Фетх-Али был иного мнения:
– Своим нежеланием оплачивать издержки войны мой сын доказал неспособность управлять государством. Двадцать шесть лет он сидит в Азербайджане и, кроме расходов, ничего не смог накопить. Если Аббас‑Мирза не согласится на уплату, то я найду другого принца, который возьмет это на себя и получит титул наследника!
Поэтому и Аббас-Мирза, и англичане сделали все, чтобы сорвать переговоры, и своего добились. Следует признать, что английский посланник Макдональд со своим помощником Кемпбеллом достигли практически невозможного – сорвали уже почти готовый мирный договор и вновь столкнули Персию с Россией, прекрасно понимая, чем это закончится.
Итак, переговоры были прерваны и боевые действия возобновились, без малейшей надежды на успех для персов….
Главные наши силы отошли на зимние квартиры к Эривани, в самом Тавризе по-прежнему находился отряд генерал‑лейтенанта князя Эристова.
Военная кампания 1828 года, невзирая на морозы, началась зимой, так как Паскевич торопился в преддверии грозящей войны с турками закончить дела с персами. Боевые действия проходили уже за Араксом, без всякой опасности для российских территорий. Персы уже даже не пытались вести наступательные действия. Для этого у них не было ни сил, ни средств, ни воли.
Поначалу Паскевич надеялся, что уже само его приготовление к продолжению войны образумит персов и они снова сядут за стол переговоров. Но этого не произошло. Шах и хотел бы, но этого не хотели англичане.
Зимнее наступление русского Кавказского корпуса было столь стремительным, что всю Персию захлестнула паника. Перепуганный шах уже грузил подводы золотом, собираясь искать спасения в сопредельных ханствах.
15 января генерал Лаптев занял Урмию – крупнейший город Западного Азербайджана, на берегу одноименного озера, сдавшийся без всякого сопротивления.
Начальнику Карабахского отряда герою 1812 года князю Вадбольскому приказано идти за Аракc, чтобы овладеть крайне важным экономическим и торговым центром – городом Ардебилем.
Зимний переход через горы и ущелья был очень тяжел. Во время остановки на левом берегу Кара‑Су Паскевич заменил Вадбольского на начальника корпусного штаба, генерал‑адъютанта графа Сухтелена. После этого отряд двинулся дальше к расположенному на северо-западе Персии на берегу реке Кара-Су Ардебилю. Город был исстари знаменит коронованием в нем персидских правителей, и его взятие имело бы огромное моральное значение.
«Трудно поверить, – писал Сухтелен Паскевичу, – какое количество снега выпало в здешних местах, которые теперь представляют совершенный вид нашей северной зимы. Дорога состоит из узкой тропинки, и двигаться по ней с колесными арбами решительно невозможно».