Ру был прав. Почему я все еще здесь? Ведь я совершила ошибку, приехав сюда; ужасную, губительную, глупую ошибку. Как я вообще могла поверить, что шоколад способен разрешить любую проблему? Молотые бобы южноамериканского дерева, немного сахара, щепотка специй. Сладкая выдумка, и смысла в ней не больше, чем в горстке пыли на ветру. Арманда написала, что я нужна в Ланскне. Но что, собственно, я сумела сделать с тех пор, как мы сюда приехали? Только и делаю, что пытаюсь пинком открыть двери, которым следовало бы оставаться закрытыми!
Вчера вечером Ру
С Анук, кстати, творится что-то непонятное. Особенно я это чувствую в последние дни. Сегодня, например, она как-то чрезмерно весела, а вчера была задумчива и мрачна. Ее цвета, точно осеннее небо, буквально в мгновение ока меняются от серого к пурпурному, а затем вдруг становятся синими. Неужели она что-то от меня скрывает? Неужели что-то терзает ее душу? У нее ведь никогда ничего толком не узнаешь, хотя я подозреваю, что к переменам в ее настроении имеет самое непосредственное отношение Жанно Дру. Эта ее манера отводить в сторону глаза, это ее невинное выражение лица… С другой стороны, она часами не выпускает из рук мобильник, то посылая кому-то эсэмэс, то что-то разыскивая в Сети, и вид у нее при этом совершенно обреченный. А потом вдруг обреченность сменяется оживлением, потоком болтовни, ослепительным девичьим сиянием, похожим на вялотекущую лихорадку. Это, пожалуй, еще одна веская причина для того, чтобы поскорее уехать из Ланскне. И все же…
В девять часов в дверь постучали. Открыв, я увидела на пороге Люка Клермона, запыхавшегося и слегка смущенного. Мне не нужно было читать цвета его ауры — и так было понятно, что его послала Каролина.
Он вошел и уселся за кухонный стол, но от предложенного кофе отказался. Алиса, естественно, тут же ускользнула наверх, но потом потихоньку снова спустилась. Она, конечно, теперь выглядит совершенно иначе — с короткой стрижкой, в поношенных джинсах, — но что бы она ни говорила насчет нелюбви к Люку, одно мне совершенно ясно:
— Только никому не говори, что я здесь, — быстро скомандовала Алиса.
— Л-ладно. — Он глянул на нее из-под падавшей на глаза длинной челки. Заикание, от которого он с возрастом практически избавился, вдруг появилось снова. — Ты что, из д-дома ушла?
Алиса пожала плечами.
— Мне почти восемнадцать! И я могу делать все, что захочу.
Теперь я заметила в глазах Люка зависть. Расстаться с Каролиной Клермон — задача непростая. Хотя Люк и старше Алисы, хотя у него даже есть собственный дом, но мать по-прежнему накрывает всю его жизнь своей слишком длинной тенью, выбраться из-под которой ему пока не удалось. Некоторые люди до конца дней своих из-под чужой тени выбраться не могут — уж поверь мне, Люк, я-то знаю!
Он, словно извиняясь, посмотрел на меня:
— Моя мать сказала, что вы заходили к Рейно…
— Да, — сказала я, — я к нему заходила. Только его не оказалось дома.
— В том-то все и дело! — воскликнул Люк. — Его нет дома со вчерашнего дня. М-м-мать только что проверяла: его и сейчас дома нет. Она позвонила отцу Анри, но и тот его не видел. М-мать думала, м-может, он у вас… — Заикание вновь вернулось к нему — легким призраком детства. Он явно чувствовал себя неуверенно. — Мне, честно говоря, совсем не хотелось у вас об этом спрашивать, но люди начинают беспокоиться, и…
Я покачала головой.
— Нет, Люк, к сожалению, я тоже его не видела.
— Простите. Я ведь только… Интересно, куда он мог пойти? На него это совсем не похоже — просто взять и исчезнуть, никому ничего не сказав. Это как-то
На самом деле очень даже разумно. И я прекрасно знаю, каково ему сейчас. Сколько бы попыток мы с ним ни предпринимали — и он, и я, — все равно Ланскне нас отвергает. В конце концов, мы с Рейно не такие уж и разные. Нас обоих одинаково влечет Черный Отан. Мы оба познали здесь, в Ланскне, и горькое разочарование, и печаль, и предательство. То, что Рейно привиделся мне столь странным образом, когда я готовила шоколад, меня несколько удивило, однако я все время чувствовала: видение правдиво, это случилось с ним на самом деле…