Персиковый сад (сборник)

Все вместе мы ходили не только на выставки и концерты, не только выбирались за город на дачу к другу погибшего тети-Таниного мужа, но также вместе готовились ко причастию и посещали церковь. В то время уже никто не стеснялся ходить в храм, все больше на службах появлялось интеллигенции, тетя Таня с мамой встречали здесь много знакомых. Обсуждались уже известные книги Меня и только что появившегося Кураева, а на магнитофонных пленках зазвучали песни иеромонаха Романа. Я была тогда погружена в эту атмосферу. Мне нравилось бывать на службах и испытывать радостное чувство легкости после исповеди, нравилось читать утренние и вечерние молитвы, большую часть которых я вскоре, не уча, выучила наизусть, а под гитару могла спеть не только окуджавские или митяевские песни, но и «Радость моя, наступает пора покаянная…» [11] .

А дома в моей комнате исчезли со стен плакаты популярных групп, и даже обожаемый мной совсем недавно Ричард Гир занял место где-то между томиками Германа Гессе и Курта Воннегута в книжном шкафу. Зато появилась в восточном углу божница со множеством икон и лампадкой… Короче говоря, как неофиткая делала заметные успехи. Но постепенно все пришло в норму, и я уже не мечтала о монашеском клобуке и далекой лесной обители на берегу озера. Jedem das Seine. И слава Богу.

Потом занятия в училище, рисование – вся студенческая жизнь – стали отдалять меня от церкви. Если бы не крестная, я таким образом отдалилась бы весьма далеко.

Но она напоминала мне о самом главном, всегда ненавязчиво и мягко. И снова втроем мы шли в храм, исповедовались и причащались. Так хорошо было на душе, так спокойно и радостно!

На последнем курсе я влюбилась. Любовь понесла меня как на крыльях, и я ходила, не чувствуя под ногами земли. И опять же своими секретами, переживаниями я делилась не с мамой, а с тетей Таней. Нет, разумеется, мама знала все, но такого доверия, как к крестной, к маме я не испытывала. Наверное, мама ревновала меня к подруге, но я не замечала этого. Мы все были очень дружны.

Однажды вечером, когда я вернулась из училища, мама сказала мне, что тетя Таня больна.

– Это серьезно, Марина. У Татьяны опухоль. И как показали анализы – злокачественная.

– Злокачественная опухоль – это рак? – спросила я.

– Да.

– И что теперь делать?

– Не унывать, конечно, и на Бога надеяться. На ранних стадиях онкологические заболевания поддаются лечению.

Но стадия оказалась не ранняя, а слишком поздняя, чтобы победить болезнь. Думаю, крестная это понимала и, надо отдать ей должное, не теряла самообладания, не металась по разным целителям и экстрасенсам, как нередко и верующие люди поступают. Лечилась, следуя предписаниям врачей, разве что в церковь стала ходить чаще и больше молиться дома.

Я, разумеется, и в мыслях не допускала, что тетя Таня может умереть. В двадцать лет кажется, что смерть если и существует, то где-то там, за пределами круга родных и близких людей. Так, пожалуй, думает каждый, кто еще не встречался со смертью. Я бегала на свидания, сдавала зачеты и экзамены и нечасто заходила навестить крестную. Даже не заметила, когда она перестала вставать, насколько сильно похудела, как потеряло краски и высохло ее милое, всегда такое живое лицо. Однажды, помню, мама сказала, что тетя Таня держится на анальгетиках, обезболивающих средствах, а я беззаботно ответила, что крестная все равно поправится.

Мама укоризненно посмотрела на меня и тяжело вздохнула:

– Нет, дочка, не поправится. Я говорила с врачом… Не поправится. Если, конечно, не произойдет чуда.

Чуда не произошло. Я никогда не сомневалась в том, что чудеса случаются, но надо ведь, согласись, прожить на свете чуть-чуть больше, чем двадцать лет, чтобы понять: случаются они не с нами и не с близкими нам людьми… К сожалению.

Как-то раз я зашла к тете Тане вечером. Зашла на минутку, потому что у подъезда остался ждать меня тот, в кого я была влюблена, – мальчик Толя, студент архитектурного факультета строительной академии. Помню, я так и сказала ему: «На минутку. Не успеешь покурить, как вернусь».

Тетя Таня встретила меня привычно бодро.

– Ну, здравствуй, Марина-малина, как дела?

Я увидела ее пожелтевшее лицо, и у меня защемило сердце.

– Все хорошо, теть Тань. А как ты?

– И у меня все хорошо, девочка. С Божьей помощью жива.

– А как же! Ты обязательно поправишься, и мы поедем вместе в Троице-Сергиеву лавру, как собирались, так ведь?

Крестная промолчала, и я хотела было уж признаться, что мне пора, когда она сказала:

– А у меня к тебе, Марина, просьба.

– Что-то принести?

– Нет. Просьба вот какая. Я недавно прочла в одной газете, что раковые больные исцеляются, если долго смотрят на цветущий персиковый сад. Ты знаешь, я мало верю таким советам, но тут что-то в душе у меня дрогнуло: так захотелось увидеть персиковый сад в цвету!.. Жизнь прожила, а не видела, как цветет персик, даже не представляю этого, но очень хочу посмотреть…

– Теть Тань, так где же…