Он прыгнул и уже в прыжке заметил странное превращение атомной субмарины в атомную электростанцию. Пролетая над водой, он различал контуры восстающего из глубины четвертого энергоблока. Клешня биоробота ухватила трос спасательной лебедки, опущенный с вертолета. В проеме двери Ева и Филиппок махали руками.
Мотор лебедки тянул наверх, но и снизу не отпускали. Костя опустил вниз окуляры, и в этот миг четвертый энергоблок взорвался, ослепив вспышкой ядерного взрыва, в которой исчезла Дайна.
Дайна — неспетая песня…
Костя прикрыл лицо локтем — восходящее солнце слепило глаза. Нетрезвый храп долетал со второго в камере топчана, водворенный на него ночной сосед еще не проспался. В дверях стоял начальник гауптвахты:
— Подъем, капитан. Карета подана.
— Я не спешу, — сказал Костя, еще не очухавшись от сна. — Подождет. А ехать куда?
— В госпиталь, брат. Анализы сдавать. Велено, чтобы до завтрака.
— Да у тебя тут и впрямь санаторий, Камил. Только я вроде не болен.
Халмирзаев выругался:
— Не ты первый, не ты последний. Болен не болен, а представят психом, и — взятки гладки. Извините, мол, он у нас с приветом. Понял?
— Я, — задохнулся Костя, — я им такой привет покажу, что…
— И подтвердишь диагноз: буйный шизофреник.
Костя сложил и отдал начальнику гауптвахты постельное белье, застелил топчан. Нет, он не биоробот. Биороботы те, кто недрогнувшей рукой посылает людей в психушку. Под Чернобылем Костя кровельными ножницами кроил себе свинцовые трусы, а биороботы — виновники аварии — пытались из лжи и бумажек склеить универсальный тазик, чтобы прикрыть свою задницу от любых неприятностей.
— Готов? — спросил Халмирзаев. — А скажите-ка, товарищ капитан, какое сегодня число?
— Десятое, — усмехнулся Костя.
— День недели?
— Среда.
— Соображаешь. Так и отвечай, а этот, — Халмирзаев кивнул на скрипящий от храпа топчан, — вчера доказывал, что еще продолжается воскресенье. Хорошо быть пьяницей. Залил глаза — и никаких проблем, вся жизнь на автопилоте.
— Я стараюсь пилотировать сам, — сказал Костя, — и я им не поддамся.
— Помни — десятое число.
— Среда, — сказал Костя как отзыв на пароль.
3. «Осторожно, двери закрываются!»
С первой попытки Конрад Лейла в голубой вагончик метро не втолкнулся. Пришлось ждать следующего состава и немного поработать животом в качестве тарана. Прижатый к стенке массой спрессованных тел, полковник Лейла пытался вспомнить, когда последний раз ездил на службу в общественном транспорте.
Кажется, это было в начале семидесятых. Лейла вернулся из Москвы с новеньким дипломом и, пока ему подбирали руководящую должность, несколько месяцев работал в архиве МВД простым сотрудником. После Конрад пользовался исключительно служебными машинами. От старенькой «шкоды», имевшейся в отделе по профилактике хищений социалистической собственности, до «Волги» — ГАЗ-3102, которую, кстати, его преемник в кресле заместителя министра внутренних дел быстро сменил на «мерседес».
В качестве командира спецподразделения «Акция-2» полковник Лейла имел право в любое время дня и ночи вызывать дежурную машину и, конечно, пользовался этим. Сегодня утром дежурный по управлению сам позвонил ему, извинился и сказал: «Машины не будет, господин полковник. Забастовка владельцев такси и грузовиков. Перегорожены все улицы, ведущие к центру. Добирайтесь городским транспортом, который работает. На десять ноль-ноль назначено совещание».
Так Конрад оказался в набитом до отказа вагоне «подземки» и через плечо соседа, развернувшего мятую газету, читал о ситуации в связи с повышением цен на горючее. Да, шестьдесят процентов — не шуточки! Решение правительства вступило в действие с нуля часов сегодняшнего дня. Пока Конрад, вернувшись поздно ночью из Охотничьей Деревни, спал тревожным сном в холостяцкой однокомнатной квартире, таксисты и владельцы частных грузовиков перекрыли своими машинами все мосты в столице. Утром началась блокада важнейших транспортных узлов. Министр внутренних дел заявил, что правительство не намерено изменить свое решение и считает необходимым…
Что именно правительство считает необходимым, Конрад не узнал. Сосед свернул газету и начал проталкиваться к выходу. Динамик донес неразборчивую скороговорку машиниста, который произнес нечто вроде «Фридрихсхаген», и Лейла не поверил своим ушам. Он не знал такой остановки и подумал было, что перепутал линию. Но нет — за окнами промелькнули красные изразцы. Красные изразцы, некогда специально доставленные из Советского Союза для оформления станции метро «Площадь 7 ноября».
Лейла мысленно — на деле из-за тесноты это не представлялось возможным — хлопнул себя по лбу. Старый дурень, давно нет такой площади на карте столицы, и уже несколько лет как переименованы многие станции метро. Впрочем, другими стали не только названия. Изменились лица людей. Хмурые, пасмурные, угрюмые, а подчас и откровенно злые физиономии окружали Лейлу. Ни шуток, ни улыбок, обычных в прежние времена. Кто мог, сосредоточенно читали газеты, но и там не находили хороших вестей.
— Следующая остановка — «Парламент»!