Персональный детектив

Дом постоянно был рядом. То и дело беседовал с Джосикой, развлекал его, вникал во все мелочи, из необъятных недр своей памяти раздобывал затейливые женские хитрости, подавал их в виде советов. После странного визита Дона и его не менее странной – беспомощной какой-то – просьбы он постарался помочь ей в составлении «визи», потом передал Дону, Дон вежливо поблагодарил, но, похоже, трудами Джосики не воспользовался. Несколько раз он навещал ее по мемо, они мило беседовали, в основном о том, что неплохо бы им и встретиться, и, похоже, Дон в этом желании был совершенно искренен, только вот со временем у него каждый раз возникали проблемы, и Джосика быстро привык к мысли, что визиты Дона будут теперь исключительно электронными. И что незапланированная, даже запрещенная, но ожидаемая попытка заняться любовью – тут Джосика облегченно вздыхал – откладывается на неопределенное время.

То ли от одиночества, то ли от чего-то другого – причин на самом деле было навалом, – но уже через несколько дней Джосика отчаянно затосковал. В доме Фальцетти его удерживал не столько приказ Дона, сколько то обстоятельство, что он и сам мысленно оставался своим собственным бывшим мужем, а стало быть, почти безоговорочно разделял все его мотивы. Он прекрасно понимал, что из дома выходить нельзя, потому что это может быть небезопасно для Джосики. Он остро чувствовал свое раздвоение и всякий раз говорил себе с глубокомысленным видом: «Это шизофрения!» К домашнему Врачу, однако, не шел, так как был уверен: медицина здесь не поможет.

Трудно сказать, во что превратило бы Джосику такое затворничество, если бы не Дом Фальцетти – «зови меня просто Дом». Джосику Дом прежде никогда не встречал, хотя в лучшие времена Дон часто приглашал ее к Фальцетти – та сторонилась его неосознанно. Теперь Дом признал в ней истинную хозяйку и с тоской думал о том, что такое положение временно, что Фальцетти рано или поздно вернется, и тогда придется снова угадывать каждое его желание, каким бы несуразным оно ни было. Дом окружил Джосику заботой, иногда даже навязчивой, хотя для интеллекторного существа он, как и все семейные дома, был очень мягок.

Когда заметил, что жизнь взаперти пагубно отражается на психике Джосики, он сам предложил ему время от времени совершать небольшие прогулки за охраняемой территорией. Правда, с прогулками вышло не совсем удачно. Каждый раз по настоянию Дома они тщательно выбирали для выхода наружу самое безопасное время, и все, казалось бы, должно было пройти хорошо, но стоило только Джосике закрыть за собой ворота, как сразу же откуда ни возьмись на него налетали какие-то совершенно уже сумасшедшие Доны.

– Это моторола, – заключил Дом. – Он тебя выслеживает. Он специально подсылает к тебе всю эту нечисть.

– Это не нечисть! – возражал Джосика. – Это такие же Доны, только у них со здоровьем…

– Это не такие же Доны. С Доном у них почти ничего общего, разве что парочка условных рефлексов. Так что лучше тебе за ворота не выходить. Впрочем…

Впрочем, был рядом с домом маленький пустырек, на котором кто-то в незапамятные времена высадил небольшой полудикий садик. Собственность формально была ничья, но вплотную примыкала к ограде. По странной оплошности строителей, которую моторола то ли не заметил, то ли предпочел не замечать, охранные силы Дома распространялись и на это место, хотя приказов от кого бы то ни было насчет его защиты получать он не имел права. Защищать или не защищать садик – все зависело только от желания Дома. Таким образом, этот малюсенький заброшенный участок земли был чем-то вроде его собственного имущества.

В ограде, примыкающей к садику, была проделана небольшая «технологическая» калитка, вряд ли приспособленная для того, чтобы пускать людей – Джосике приходилось протискиваться. Заросший сиреневым сорняком и непроходимыми зарослями кустарника пальпеофлорикс, расцветающего ночами и щедро рассыпающего в эти часы светящуюся пыльцу, садик все же сохранил в неприкосновенности желтые тропинки, смыкающиеся в центре, где располагалась небольшая уютная поляна с моди-баньяном, который вырос в виде небольшой тенистой беседки со скамейкой и даже плетеным креслицем. Деревьев в том саду было немного, десятка разве что два-три, и сквозь них было видно все, что творится на улице. С улицы же благодаря какой-то особой оптической причуде происходящее в садике не мог видеть никто, даже если вглядываться намеренно. И не потому, что сидящего в беседке заслоняла листва – вообще непонятно почему, словно все в этом странном саду отвлекало непрошеного наблюдателя от разглядывания беседки. Он мог глядеть на нее в упор и не замечал.

Джосике беседка очень понравилась, и он стал проводить в ней много времени, читая, заводя беседы то с Домом, то с понравившимся прохожим. Прохожие голос Джосики немедленно узнавали, в беседу вступали с жаром, но говорили всегда с оградой Дома – такой был странный этот сад, что даже источник голоса умел скрыть. Джосика над этим здорово потешался.