– Здравствуйте, Дон. Я… я, собственно, муж вашей бывшей жены. Агостарио Беутфортруйт. Моторола сказал, что я замечательный менеджер по сосискам.
– По сосискам?
Джосика с юмором всмотрелся в экран, и на миг ему показалось, что перед ним зеркало. Нет, внешне сходства между бывшими супругами почти не замечалось, так, легкое. Но они одинаково вздернули губу, одинаково сощурили глаза, сморщили носы, приподняли подбородки, с одинаковым чувством всмотрелись друг в друга. Какой-то такой мимический параноидальный кси-шок.
– Зачем пришел?
Агостарио немного растерялся, хотя и сохранил – скорей всего, по старой привычке – солидный вид.
– Знаете… разговор такой… странный несколько… Тяжело в экран говорить.
– А я тебя помню! – вдруг сказал Джосика и мгновение спустя действительно вспомнил. Чувство при этом испытал непередаваемое. Не оттого, что вспомнил вдруг бывшего мужа Джосики, точней, своего собственного и отнюдь не бывшего, а оттого, что вообще оказался способен на такое воспоминание.
Воспоминание было смутным, будто давным-давно забытый сон, который вдруг встал перед глазами, как сегодняшний. Без деталей. То ли в далеком детстве, то ли вчера. Лицо на фоне цветной мозаики, глаза над чашкой вина, скорый бег куда-то, к чему-то очень серьезному, диван незнакомый в незнакомой комнате с незнакомым окном…
Агостарио неуютно хихикнул:
– Это странно!
Джосика впервые почувствовал себя женщиной, а не мужчиной в женском обличье. Аготарио был приятен ему, от него и через экран разило чем-то ужасно знакомым, даже родным. Еще одно вспомнил Джосика – чувство надежности. По-видимому, он был неплохим мужем.
– Не уходи, не покидай меня, Джосика! – вдруг воскликнул Агостарио ужасно ненатуральным голосом, на который Дон Уолхов был попросту не способен. – Я хочу… ой, нет, я умоляю тебя, давай попробуем жить вместе, ведь тебе надо жить с кем-то, а мы муж и жена, очень естественно, что… Мне не важно, я все продумал, пусть даже ты Дон, да и я Дон, но все равно ты Джосика, и у меня…
– Сделаем вот что, – прервал его Джосика, сохраняя на лице знаменитое доново покерное выражение. – Пойдешь вдоль ограды направо, увидишь кусты в сиреневых сорняках…
– Да, видел.
– Не иди туда, – сказал вдруг Дом. – Это очень опасно.
Джосика нетерпеливо мотнул головой – не мешай.
– Там есть проход, надо только как следует поискать. Тропинка, желтая, как песок. Пойдешь по этой тропинке, глаза от веток береги – хлещут. Потом беседку увидишь. И там жди. Это единственное место для разговора.
– Да! – напряженно ответил Агостарио. – Конечно. Спасибо. Я сейчас. Спасибо.
– Очень советую не идти, – снова вмешался Дом.
Джосика еле сдержался, чтобы не нагрубить, – силой заставил себя отвечать вежливо.
– Чего мне бояться? Там зона твоей защиты.
– Я могу защитить тебя от кого угодно. Кроме тебя самой.
– Об этом я уж сама позабочусь. Извини, Дом, но мне пора.
Джосика нацепил первое попавшееся платье, мельком глянул в зеркало, привычным жестом поправил прическу и с озабоченным видом заспешил к беседке. Испытывая странные, туманно знакомые ощущения. Совсем не такие, как при неудачном посещении Дона.
Довольно высокий мужчина, с виду очень уверенный и надежный, смущенно переминался с ноги на ногу рядом с беседкой. Они намертво сцепились взглядами.
– Аго?
– Еще раз здравствуйте. Я надеюсь, вы не в обиде на мой, в общем-то, не слишком умный порыв, но…
– Пройдем в беседку, что так стоять?
– Да, конечно.
Он вежливо посторонился, пропуская Джосику внутрь.
А дальше что-то произошло, как говорят писатели, когда им лень придумывать это «что-то».
Джосика сказал:
– Ну?
– Джосика, я…
Больше они ничего не говорили. Сблизились, привычно обнялись и упали на пол беседки, лихорадочно и несколько неумело раздеваясь.
По мнению Агостарио, все произошло слишком быстро, слишком знакомо. Каждый из них предугадывал каждое движение друг друга, но оба понимали: той любовью или, на худой конец, той близостью, которая была прежде, их теперешний акт освящен не был. Правда, для Джосики все же заключалось в нем труднообъяснимое, но вполне ощущаемое волшебство – Дону в принципе не дано было испытывать таких ощущений. «Вот единственная услада женщин, ставших донами, – подумал Джосика. – Знать, что испытывают оба – и мужчина, и женщина. Понимать обоих. И быть обоими. Они имеют возможность сравнить. Никому другому во всем Ареале этого не дано».
И еще подумала Джосика:
«Какое счастье, что Аго, а не Дон!»
Аго – откуда это вспомнилось?
Агостарио, весьма разочарованный состоявшимся и одновременно до муки гордый, вдруг сказал:
– На позвоночник это самое «платоново» пространство не распространяется. Удивительно, как тело все помнит. Спасибо, Дон.
И тут же получил пе-ре-озве-нительный удар в ухо. Удар не от Джосики, а от Дона.