Персональный детектив

Главная беда Витановы сводилась к тому, что он считал себя Воином. Именно так – Воином с большой буквы. О себе прошлом он не знал почти ничего, кроме того, что в двух словах рассказал ему моторола. Он даже не знал, чем он занимался до Инсталляции. Что-то такое ему иногда мерещилось, но это даже слабенькой предпосылкой к грядущему «возвращению» назвать было нельзя. Что-то стыдное было в его прошлом, Витанова не знал что, да и не хотел знать, и потому даже мысль о «возвращении» с негодованием отвергал. Знал он две вещи: по натуре он Воин и что-то недостойное до Инсталляции совершил. Или совершал. Теперь, в этой своей жизни, сильно разбавленной жизнью Дона, он хотел быть достойным, даже совершенным Воином. Что уж он вкладывал в это крайне приблизительное понятие – вопрос отдельного и очень сложного разговора, причем такого сложного, что, может быть, и сам моторола с его мириадами сознаний не разберется, хотя на самом деле разберется, конечно, это просто оборот речи такой. Совсем уже приблизительно говоря, это было что-то похожее на кодекс древнеяпонских самураев, но о самураях Витанова ничего не знал, потому что не любил историю, да и из памяти Дона мало что можно было извлечь по этому поводу.

Так или иначе Витанова, хотя он и верно служил Дону, но действительно, как мы знаем, кое-что предпринимал – если не против Дона, то, во всяком случае, в обход его. Он действительно создавал свою собственную, неподконтрольную Дону армию и надеялся с ее помощью занять место Дона после того, как того заберет Кублах, а в том, что он его заберет, не было ни у Витановы, ни у Дона, ни у кого другого никакого сомнения. Он ревниво посматривал на Ромео, который к Воинам себя не причислял и даже такого слова в отношении себя в уме не держал, но Воином все же был, причем, похоже, изначально достойным.

Но Ромео убит, вакансия стала ближе. Некоторое подозрение у Витановы было и насчет Лери, тот пользовался у Дона особым расположением, но все-таки был слишком в тени, слишком занят был какими-то непонятными Витанове делами и явно не стремился занять место Дона после того, как его заберет Кублах. Вот придет Кублах, вот придет Кублах! М-м-м… Кублах пришел и оказался в западне в доме Фальцетти, наедине с Джосикой. В то самое время, когда уже все было готово к приему власти, Кублах вдруг оказался обезврежен, а позорное действо у магистрата, которое не то что битвой, но и поединком назвать нельзя – действительно, полное издевательство, – поставило точку на всех надеждах победить не то что моторолу, но и кого бы то ни было еще, поставило Витанову в совершенно глупое положение.

Много донов после того ушло, а те, которые не ушли, оставались при Доне или в силу привычки, или в силу каких-то своих соображений, к битве с моторолой не имеющих никакого отношения. Статус Воина обесценился, потому что сражение кого-либо с кем-либо моторолой тогда явно не предусматривалось, оставалось лишь сражение с ним в одиночку – положение, которое сам Дон предпочитал всем другим, но которое в данном случае могло окончиться только поражением, причем почти наверняка бесславным и стыдным.

Придя к такому заключению, Витанова стал, образно говоря, мыть и гладить свою белую рубашку, а говоря не образно – готовиться к последней битве, которая хоть и станет его поражением, но героическим и ни в коем случае не позорным. Как это сделать, он пока не знал, но он знал, что ничего не получится, если не очистить свое прошлое – пусть это будет только то прошлое, которое было после Инсталляции, – от того, чего он хотя бы в принципе мог стыдиться. А ведь он даже убить подумывал Дона, чтобы место себе расчистить. Поэтому, хоть он и не считал свои действия даже маломальским предательством, следовало обо всем рассказать Дону.

Не смог.

А впереди, как он понимал, еще предстояла последняя в его жизни битва. Он потом очень жалел, что, случившись, она опять превратилась в какой-то фарс.

Примерно того же рода битва предстояла и Лери, хотя об этом он еще не подозревал. Его очень волновала проблема с поиском «домика», но после памятного разговора с Доном у магистрата ничего нового про «домик» он раздобыть не смог. Но однажды пришел – скорей по привычке, чем по необходимости, – в дом Зиновия Хамма, и Дон тут же зацепил его пальцем: «Поди-ка сюда, разговор есть».

Уединились.

– Так что ты там насчет дома Фальцетти говорил? – спросил Дон.

Лери вскинул глаза, чрезвычайно воодушевился и быстро, многословно стал рассказывать Дону то, что уже рассказал раньше. Дон перебил:

– Понял я, понял. Ты вот что… Со мной Дом тоже не разговаривает, какие-то там… происходят… словом, я тут поговорил с Джосикой, она с ним, и слушай, что он через нее тебе передал.

Дон достал мемо, оттуда раздался красивый женский голос:

– Валерио, вам следует остеречься, дело для вас очень опасное, однако нужный для вас прибор вы можете найти в квартире Грозного Эми, вы знаете, где это. – Лери действительно знал, потому что работал у Дона чем-то вроде разведки. – Только это надо сделать прямо сейчас.

– Ага! – сказал Лери. – Дон, я пойду.