Персональный детектив

В этом-то и заключалась главная ошибка моторолы, в мелком недоразумении, которому он не придал значения – может, по сумасшествию своему, а может, и по какой другой, куда более глобальной причине. Он предпочел не обращать внимания на любовь Грозного Эми к танцу, к этому способу говорить намного больше, лучше, глубже, точнее, чем это позволяет использование слов. Он просто не принял в расчет, что даже отформатированный мозг Грозного Эми, а точней отформатированное почти под ноль само существо под названием Грозный Эми, каким-то чудом сохранит в себе непреоборимую любовь к танцу. И что эта любовь станет главной причиной грядущей неудачи моторолы, связанной с его планами насчет Грозного Эми. Ведь абсолютная любовь так же безумна по определению, как и абсолютная власть.

Глава 23. После смерти Фальцетти

После позора со штурмом магистрата и особенно после того, как стало известно о смерти Фальцетти, в Париже‐100 воцарился мир. Не то чтобы стало меньше разбоев и убийств, иногда абсолютно бессмысленных, но камрады вдруг резко, без объявлений и объяснений, прекратили террор, наводящие ужас вечерние «гусеницы» успокоились в своих пеналах, стали редкими стычки между кузенами и камрадами. Возвращение в себя больше уже не считалось пороком, достойным смерти. Город облегченно, хоть еще и украдкой, вздохнул.

Это даже странно, как стремительно, в один день, если не час, разнеслось по городу известие о том, что Фальцетти умер. Я совершенно не понимаю, откуда это стало людям известно. Грозный Эми не мог сказать об убийстве хотя бы уже потому, что и сам не очень про него помнил – что-то смутное, не очень достоверное, на грани яви и сна, да и не выходил он никуда наружу после того, как его выпустил моторола: сидел, смотрел в точку, иногда ел. Почти наверняка могу сказать, что и моторола не имел выгоды обнародовать такую новость преждевременно (хотя о выгодах моторолы, повторюсь, даже вполне вменяемого, ни один человек точно сказать не может), потому что тогда доны, пусть и с не очень большой вероятностью, захотели бы использовать так неожиданно полученное преимущество и опять развернуть против моторолы свои боевые действия. Тем более что и описания смерти не соответствовали действительности, и никто даже косвенно не ссылался на то, что сообщение исходит от моторолы. Сказали бы, если бы исходило – ссылка на моторолу придает сведениям достоверности или, по крайней мере, заставляет людей над ними задуматься.

Словом, не понимаю, но откуда-то все-таки просочилось, причем мгновенно.

Камрады после известия о смерти Фальцетти сразу же присмирели. И не то чтобы не было в их команде человека достаточно властного и способного так же жестко, как и Псих, вести политику террора… да уже и не террора даже – в том смысле, который придавал ему Фальцетти, понимая под этим уничтожение «вернувшихся» снаружи и борьбу против донов внутри, – но чего-то, что позволяло бы вызывать у людей страх и нежелание мстить за тот кошмар, который они устроили. Нет, таких как раз было достаточно.

Им, конечно, немного недоставало ума, потому что умных рядом с собой Фальцетти не переваривал, а подчиненные, в свою очередь, опасались иметь под своим началом лиц с интеллектом, превышающим их собственный, и так далее по цепочке. В общем, всё как всегда. Но структурам исполнительного характера, особенно таким, как фальцеттиева команда, высокий интеллект, как правило, и не нужен, а порой даже и вреден, поэтому дело явно заключалось не в отсутствии должного ума. Что-то было другое, и я подозреваю, что это «что-то» заключалось всего лишь в недостатке безумия.

Вы недостаточно безумны, монсиньор, чтобы осмелиться мной командовать! Или: я преклоняюсь перед вашим безумием, душка-грандкапитан! Безумие и мудрость – так ли много общего между ними, как утверждают? Так ли мудры правители, которых считают мудрыми? А если даже и впрямь мудры они, так ли уж по своей воле впутались они в такое имманентно человеческое и такое бесчеловечное дело – насилием управлять другими людьми? Я хочу сказать, предположить только, спросить вас, что не может ли быть так, что вся сила Фальцетти заключалась в его одном безумии лишь? И, неоправданно (я же понимаю, что неоправданно) обобщая, я спрашиваю себя, а заодно и вас тоже: не то же ли безумие двигало основными властителями в описываемой здесь истории, Доном и моторолой? И если на краткую, жарко безумную секунду мы допустим с вами, что это так, то не означает ли это, что безумия следует не только опасаться и избегать, но, напротив того, не следует ли нам поставить безумие в один ряд с мудростью?

Камрады больше не патрулировали город, на дежурства, впрочем, ходили. Может быть, по привычке, может быть, просто потому, что им и некуда было больше ходить, камрадам, но я думаю, что для некоторых из них это было просто призванием.