Персональный детектив

Иногда они были простыми, как расческа, а иногда просто роскошными, с интеллектом мощностью в несколько пирамид. Точнее было бы их называть не тридэ, а эндэ из-за их постоянной многомерности, но у моторолы не оставалось сил на желание придумать им название, так что это были хоть и виртуальные, но тридэ. Всех их моторола без труда, чисто машинально тут же прихлопывал, но они возникали снова и снова, из ниоткуда, из пустоты; они говорили ему ужасные вещи и частично оттягивали на себя его хоть и огромную, но не бесконечную интеллектуальную мощь. Они были безвредны, однако досаждали безумно. В последние дни неподотчетные тридэ стали появляться и в городе, но они если и беспокоили моторолу, то только самим фактом своего существования, каждый раз, впрочем, очень недолгого – появится, пройдется где-нибудь и через минуту исчезнет.

«Надо что-то с этим делать», – решал моторола. И забывал.

Еще одно дело было у моторолы – заканчивать подготовку Грозного Эми к предстоящей Инсталляции. Пожалуй, в тот час оно было самым главным для моторолы делом, однако сил не отнимало почти совсем. Здесь, по крайней мере, ничто сюрпризов не предвещало. Грозный Эми стремительно терял остатки самостоятельности, хотя в то же самое время все больше и больше начинал напоминать не зомби, а вполне вменяемого человека. Когда-то очень похожую процедуру моторола над Грозным Эми уже проделывал; тогда он делал из него Воина, теперь – Стандартного Универсального Гражданина, что уже само по себе было намного интереснее и сложней.

Сам же Эми во время этой подготовки чувствовал себя очень комфортно. О себе он уже ничего не помнил, но был уверен, что помнит, просто вот прямо сейчас не очень хочется вспоминать. Длинные, хотя и несколько монотонные монологи того красивого парня, который говорил с ним от имени моторолы, нравились ему, тем более что никаких других дел у Грозного Эми не было совсем. Он безвылазно сидел дома и если совершал какие-нибудь действия, то только по вежливой просьбе моторолы. Иногда парень неприятно тускнел, но это проходило настолько быстро, что настроения Грозному Эми не омрачало.

Единственное, что мешало ему с полной приятностью проводить жизнь, – скрипы. Нет-нет да и раздавался у него в голове короткий, противный и донельзя пронзительный звук. Скрипы длились долю секунды, они были порой одиночные, но чаще шли сериями, друг за другом, по пять-шесть штук. Иногда Эми даже ежился и морщился, до того они были ему неприятны. Однажды он даже заткнул уши, чтобы не слышать их, но они не утратили громкости, потому что рождались не снаружи, а в голове.

Моторола видел, как Эми поморщился и зажал уши, но не придал этому значения, а если даже и придал, то по каким-то своим мультиинтеллекторным соображениям не стал спрашивать о причине.

А, между прочим, зря. Потому что скрипы эти были особенными и, главное, моторолой не предусмотренными. Никто, вдруг услышав такую мерзость, даже в состоянии глубокого умопомрачения не назвал бы эти звуки отрывками человеческой музыки. Тем не менее это были пусть видоизмененные, но именно отрывки и именно музыки, а если точнее, той самой танцевальной музыки нарко, под которую так любил Эми исполнять свои композиции. И то, что он поеживался, было непроизвольным ответом мышц на такты знакомой мелодии.

Дон тоже не доставлял хлопот мотороле. Он теперь не скрывался, он теперь маялся в ожидании, лихорадочное возбуждение не отпускало его. В основном мерил шагами внушительный дом Зиновия Хамма, иногда выходил наружу, высматривал кого-то, а спроси, кого он высматривал, так, наверное, и не ответил бы. Полюбил разговаривать с Зиновием о мелочах разных, о хутцунах, например, или вспоминал вместе с ним свои прошлые подвиги, а то вдруг расспрашивать начинал о Париже‐100, как там жилось до его побега из Четвертого Пэна, и часто посередине беседы от Зиновия убегал спешно.