– Мы даже не подозревали, что у меня есть сын, – сказал Дон. – Его найдут. Ты, главное, помоги.
И, глядя пристально в лицо, положил ладонь ему на ногу. Джосика замер, смотря куда-то вверх.
На протяжении всего разговора и Дон, и Джосика хотели друг друга. Они устали быть порознь. Они очень хотели друг друга и при этом чувствовали себя крайне глупо. Особенно Джосика.
– Я думаю, надо попробовать, – тихо, на пределе слышимости, сказал Дон. – Ты ведь знаешь, я…
– Еще бы мне не знать. Дурацкая ситуация, правда?
– Ты знаешь. Ты прекрасно знаешь, как мне ее не хватало.
– Я думаю… мне кажется… словом, ей тоже тебя не хватало.
Чего они оба не знали, так это того, что сын их тогда, невероятно грязный, почерневший и почти голый, рыскал вокруг дома Фальцетти в поисках своей единственной жертвы. Совсем малявка, он не вызвал бы сейчас жалости даже у патологических чадолюбцев. Он вызывал только ужас. Он был похож не на ребенка, а на ритуального карлика-убийцу из хоррор-стекол, да, собственно, именно таким он и был – странной смесью свихнувшегося взрослого и полностью задавленного мальчонки. Дня за два до того на него наткнулась женщина-дон из розыскной детской бригады (Дон лишил себя многих неприятностей, направив женщин на поиски сумасшедших детей, – большинство из тех, кто в ином случае непременно стали бы самыми ярыми врагами Дона Уолхова, нашли себя в этом, в сущности, святом занятии. Так постоянно в мире: человек, который, занимаясь делом неправым, мог бы стать грязнейшим из подлецов, но волей случая занимается хорошим, становится вполне сносным и уважаемым и снискивает любовь. И от обыкновенных хороших людей он отличается – да и то вопрос, отличается ли? – только тем, что при внезапной перемене занятия всегда готов стать распоследней сволочью. Только он об этом не знает. И никто об этом не знает тоже), но стоило ему взглянуть на них, как они, смутно что-то узнав, что-то невнятно вспомнив, шарахнулись в стороны – паренек, на женщин внимания, собственно, не особенно и обратив, проследовал себе дальше, а дамы-доны долго еще приходили в себя от почти сверхъестественного ужаса, глядя друг на дружку и пытаясь понять, что же, собственно, с ними произошло.
Поскольку Альтур находился поблизости, между всеми тремя произошло что-то вроде телепатического контакта. Странного, знаете ли, такого контакта, с ожидаемыми вполне последствиями. Ударенного в сторону сексуального влечения. Влечение приобрело так всегда ожидаемый привкус святости, и рука Дона мягко скользнула к Джосике, глаза обоих прикрылись. Затем они кинулись друг на друга и стали совершать телодвижения, суть которых я опущу. Не потому, что излишне скромен, а по той простой причине, что наблюдать интимные акты далеко не всегда приятно, а порой даже и противновато – даже если для исполнителей это совершенно святые акты. Вот такое противоречие.
Собственно, акта как такового между Доном и Джосикой не произошло. Джосика яростно дал себя ощупать дважды сверхполностью, оба они едва друг друга в себя не всосали, целуясь с боевой страстностью; обнажились, естественно, и разные позы принимать стали, но у Дона что-то ничего не получалось, как он ни изгалялся и как ему Джосика в этом ни помогал. Потом в какой-то миг вдруг что-то с Доном произошло – он нашел позу, при которой составлял с Джосикой одно целое, при которой вот уж точно сливался с его телом… Дон полузарычал-полузастонал. Джосика от этого страстного звука словно очнулся, глаза, чуть не щелкнув, распахнулись, губы искривились в брезгливой полуулыбке.
– Либидо кончилось, – сухо проинформировал он.
Ни Дон, ни Джосика по своей кусочной образованности не знали толком, что такое либидо. Дон, уже готовый вонзить, в ужасе отпрянул, осознав, что перед ним – мужчина.
Джосика осуждающе покачал головой.
– Я не знаю, что там будет дальше, Дон, – сказал он, точней, опять же проинформировал, самым своим рассудительным тоном, – но пока я остаюсь мужчиной не совсем женского рода, тебе лучше сюда не ходить. Мы с тобой нормальные люди, по крайней мере, в этом смысле, так что мне от подобных штук немного противновато. Ты уж извини.
Дон торопливо одевался.
– Да уж. Это ты извини.
– Все, что ты просишь, я сделаю. Но пока хода тебе в этот дом не будет. Ты слышишь, Дом?
– А как же! – тут же отозвался Дом Фальцетти.
И на пределе слышимости хихикнул!
Глава 18. Техника «визи»
Парень был огромен, очень спортивен, имел быстрые и пристальные глаза.
– Меня зовут Ромео.
Алегзандер коротко хохотнул и кинул на гиганта такой же короткий, но пристальный взгляд.
– Где ж твоя Джулье-этта, Ромео?
В глазах его не было ни искорки смеха. Просто интерес.
– Как ей и положено. Умерла.
Алегзандер пожал плечами.
– Хорошо, иди. Тебе покажут твою койку. Скажут, что делать. Иди, Роме-эо…