Визит этот очень обеспокоил Дона. Хорошо зная Фальцетти, он вполне мог предположить, что тот уже успел спеться с моторолой и в самом худшем случае полностью встать на его сторону. О том же говорило и его подозрительное поведение – правда, Фальцетти, сколько Дон его помнил, всегда, даже в самых безобидных случаях, вел себя крайне подозрительно. На всякий случай Дон полностью изолировал магистрат от прослушивания, полностью отключил его от внешнего мира, и уж от Фальцетти свои планы на всякий случай тщательнейшим образом скрывал.
Но сейчас Дона не покидало тревожное ощущение, что что-то важное он упустил. Он задержался в кресле еще на несколько минут, тщательно обдумал каждую подробность этого подозрительного визита, особенно те моменты, когда Фальцетти начал лихорадочно щупать все вокруг себя – вот здесь его поведение стало неестественным, слишком неестественным даже для Фальцетти, – но ни к чему не пришел.
Между тем тревога его была совсем не напрасной. Фальцетти, как уже известно читателю, действительно спевшийся с моторолой, прилагал все силы к тому, чтобы разузнать планы Дона. Когда понял, что планы эти – если они есть – тщательно от него скрываются, он возбудился сверх меры, создав своему ублюдку горы лишней работы.
– Это вызов моему бесподобному мозгу! – восклицал он, бегая в уединении своего огромного «подвального» кабинета. – Это пренебрежимо малый вызов ему, но просто из уважения к своему бывшему ученику мы с мозгом на этот вызов откликнемся. И мы с мозгом примем его, этот немощный вызов, мы разузнаем все, что от нас скрывается!
У Фальцетти было одно «так себе» изобретеньице, из того, что он считал мелочевкой. Еще года два тому назад он придумал некий аппаратик, способный из твердых поверхностей извлекать данные обо всех звуках, прежде раздававшихся рядом. Он не знал, что этот аппаратик люди изобретали по меньшей мере трижды, впоследствии благополучно забывая о нем, чтобы потом снова изобрести. Идея основывалась на неком физическом эффекте, который каждую твердую поверхность делает чем-то вроде магнитофона, запоминающего любой звук на своих кристаллических решетках. Такая «запись» быстро угасает, но, как выяснил Фальцетти, не настолько быстро, чтобы ее нельзя было извлечь из решеток и расшифровать спустя несколько дней. Насторожившее Дона «неестественное» поведение Фальцетти, когда он хватался за все попавшиеся вещи в его кабинете, объяснялось невероятно просто: Фальцетти с помощью микродатчиков снимал звуковую информацию. Через несколько часов эта информация попала к мотороле.
Глава 19. Первые столкновения
Фальцетти только что примерил форму чип-адмирала Северо-Иванской космической инфантерии, остался ею крайне доволен и решил более не снимать. Правда, похожие решения он принимал не в первый раз за последние несколько дней, поскольку очень любил мундиры.
– Мне неприятно это признавать, моторола, но ты велик, – хищно осклабившись, говорил он, обращаясь к пустому креслу в своей зале для приватного отдыха. – Я тобой восхищаюсь, а когда я такое говорю кому-то в лицо, это что-нибудь да значит.
Фальцетти, как уже было сказано, терпеть не мог, когда моторола появлялся перед ним в виде тридэ. Он предпочитал общаться с бесплотным голосом. Моторола с готовностью это условие принимал, однако, следуя каким-то своим, непознаваемым для человечества позывам, все же договоренность постоянно нарушал. Сейчас он стоял за спиной Фальцетти – тот же изящный молодой человек лет двадцати пяти – тридцати, одетый в тот же цветастый костюм, что и при последнем разговоре с Доном. Фальцетти что-то в этом роде подозревал и время от времени беспокойно оглядывался – моторола тогда временно исчезал, чтобы потом снова медленно сгуститься на том же месте. Мотороле очень нравился его тридэ.
– Это напрасный комплимент, – голос, естественно, шел из пустого кресла. – Обыкновенный моторола, которых сотни. Ничем не примечательное контрольно-управляющее интеллекторное существо. Класса «А».
– Это не комплимент и даже не дань восхищения. Ты Бог, моторола!
– Гм. Нет пока еще. Но иду к цели.
– Ты уже сейчас Бог, который пока просто не показал всю свою силу. Вот что я хотел сказать. Ты Бог вне зависимости от внешних обстоятельств. Ты из нашей породы!
– Из вашей? Интересно.