Персонажи карельской мифологической прозы. Исследования и тексты быличек, бывальщин, поверий и верований карелов. Часть 1

Например, «хозяева» запрещают играть в карты. И опять же в роли хозяина выступает черт (piru). Он появляется в виде собаки и скалит огромные зубы: перестаньте! Мужики только смеются. Тогда собака превращается в мужчину, зубы у него уже до груди: «Перестаньте играть в карты!» Мужики бросают карты, и существо тут же исчезает (SKS. Е 211). Здесь совершенно ясно, что черт данной былички не имеет ничего общего с христианским дьяволом, прерогативой которого как раз является картежная игра. Здесь образ гораздо более архаичный.

«Хозяева» избушки очень часто остаются невидимыми и пугают человека, пытаются выгнать из избушки шумом и шуршанием с улицы. В Северной Карелии рассказывали: «Иногда, haltia“ так рассердится, что не дает покоя. Стояла избушка на покосах. Кто-то ходит вокруг и шуршит. Что было – я не знаю, но посреди ночи пришлось уйти!»[478] В следующем случае от бегства спасает только молитва, которую произносит героиня: «Мать с Аксиньей поехали за сеном на болото. На ночь остались в лесной избушке. Мать рано утром проснулась: на улице ходят, ходит кто-то вокруг избушки. Она молится, боится. Будит Аксинью. А ночью снежок шел. Дверь открыла… ходивший исчез: только собака гавкнула. И следов нигде нет. Пошли они на лыжах. Навстречу – три маленькие собачки. Рыжие. Они их погладили. Обратно поехали – нет следов от этих собак. Не знаю, кто это был, что следов не оставлял. Был ли это бегущий по лесу (metsäjuoksija)? А собачки были очень маленькие, рыжие, красивые. И мать через щели двери видела: мужчина ходит. А следов не было»[479].

То есть хозяином избушки может быть и хозяин леса, образ которого рассказчики часто представляют именно как череду перевоплощений: собака – мужчина. Иногда этот хозяин ведет себя очень настойчиво, но человек и тогда находит выход: «Смотрел я силки и заночевал в лесной избушке на берегу Кюпяряйсламбы. Сижу, курю, куртка вместо подушки, постель из сена. Девять-десять часов вечера. Очень холодно – уснуть не могу. Пришла собака, поскреблась, но темно, как деготь. Зажег огонь. Собака походила по куче щепок во дворе – и пропала. Взял лучину и пошел смотреть эту собаку – нет нигде, исчезла. Пошел в избушку. Слышу: мужик ходит с северной стороны, уже по куче щепок прошел, даже слышал, как топор положил у стены. Думаю: может быть, это Игнат идет из другой избушки, которая в четырех верстах. „Заходи!“ – говорю. Нет никого, я испугался. Взял огонь, вышел на улицу, обошел вокруг избушки – нет никого. Тихо, безветренная ночь, небо в тучах. Не слышно шагов. Вошел в избушку, закурил, не сплю. Не идет сон. Волоковое окно было под потолком, заткнуто скатанным в шар пучком ржи. И вдруг как бросит в меня этот шар, чуть не в лицо. Я вскочил. Это уже не шутки! У меня было ружье, я выстрелил три раза. Только когда светать стало, уснул. Во сне мне сказали: „Хорошо, что был смелым мужиком, попал в ногу мне! Я б не тронул тебя!“»[480] Примечательно, что действие происходит в избушках,

которые находятся то у болот, то на берегу ламбы, т. е. в местах, в которых как раз и обитают хозяева леса, и они не прочь сами провести ночь под крышей.

В одной из быличек рассказывается, как хозяин леса (mecänhaldia) просто распахнул дверь и выгнал всех из домика (249). В другой – человеку не дает уснуть назойливая игра на трубе: «никого не видно, а спать невозможно». Охотник вынужден пойти домой, а по дороге встречает лося, которого не может убить. Ночью во сне приходит леший (metsine) и объясняет: «Это была наша лошадь, только в виде лося» (SKS. К42). Эта деталь, возможно, объясняет появление в эпических песнях странного, на первый взгляд, образа лося-коня (hirvi-heboni). Оказывается, животное, которое предстает перед человеком в виде лося, в «лесном царстве» является лошадью хозяина леса.

«Страшный хозяин леса» может жаловаться человеку на огромное количество клопов в избушке: «Так много клопов, так много клопов, что не знаю, где и спать!» А иногда он будит спящих: «Вставай, вставай, старик, будет спать!» И после этого люди, в страхе выбежавшие из избушки, вдруг видят, как на тропу падает старая высокая сосна[481]. Здесь сам леший предстает перед человеком в двух образах: сначала в антропоморфном, затем фитоморфном. Порой нет предела удивлению хозяина леса, когда он, зайдя в избушку, видит там охотника: «Ого! Я крестного брата ищу, а здесь человек!» (237). И судя по тому, что у лешего есть крестный брат, данный образ далек от нечистой силы.

В некоторых случаях леший, осознающий себя полноправным хозяином домика, вынужден идти на крайние меры. Когда человек после троекратного предупреждения остается на месте, он начинает разбирать крышу. И только тогда мужик с молитвой уходит ночевать в стог. А утром видит, что крыша на самом деле разобрана, хотя стояла абсолютно безветренная погода[482].