Перстень Григория Распутина

– А я его лет десять назад на молодежном диспуте видела. Он был посвящен проблемам искусства будущего. Как он выступал! – Круглое простоватое лицо Варвары Ивановны осветилось теплым, лучистым светом. – Вы не смотрите, какой он стал. Это его жизнь сломала. И театралы эти недоделанные. Знаете, каким он раньше был? – В голосе женщины звучала светлая печаль. – Он же не пил совсем. В университете лекции читал по славянской письменности, к защите диссертации готовился. А потом сломалось все в одночасье. Сперва его родители погибли, потом наша девочка умерла. Ей только два годика было. Люся в ней души не чаял, она для него всем была после смерти родителей. Алексей Иванович все сделал, что смог, но и он не всемогущ. Лекарств тогда было не достать, голод, ребенок был очень слаб, организм не справился. – По щеке Варвары Ивановны совершенно беззвучно скатилась огромная прозрачная слеза. – Забрал Господь нашу девочку.

Последняя фраза заставила майора собраться и вспомнить о деле.

– Скажите, Варвара Ивановна, а вы видели у Алексея Ивановича перстень?

– Перстень? Тот, что Евдокии Андреевне Распутин подарил? Конечно. Когда дочка наша болела, Люся очень Евдокию Андреевну просил, чтобы она старца помочь умолила. И Алексея Ивановича заставлял этот перстень к Зоеньке прикладывать. Да разве этим поможешь? А при чем здесь перстень?

– Похоже, Платонова убили именно из-за этого перстня, – сухо пояснил майор.

– Вот как? – Варвара Ивановна задумалась. – А знаете, есть один человек, он был буквально одержим этим перстнем, буквально охотился за ним, просил продать за любые деньги.

– Кто это? Он жив?

– Думаю, жив. Его зовут Бронислав Вениаминович Пилькевич. Это бывший однокашник Люси и Алексея Ивановича по гимназии. Он очень увлекался мистицизмом, сожалел, что Алексей Иванович познакомился с женой уже после смерти старца, очень донимал ее своими расспросами. Был так назойлив, что Алексей Иванович был вынужден отказать ему от дома. Это мне Люся рассказал. Я тогда еще не была с ними знакома. Но после я его видела. Он заходил к Люсе, и представьте себе, все еще не оставлял надежды овладеть перстнем. Он был уверен, что этот перстень избавит его от всех бед и даже поможет повернуть историю вспять. Он, видите ли, очень горячо приветствовал революцию, но потом в ней разочаровался. Где он сейчас и чем занимается, понятия не имею. Единственное, что я о нем помню, его отец владел аптекой где-то на Васильевском острове. И вроде бы он сам учился на аптекаря.

Квартиру Леманна Андриан Дементьевич покидал приободренным. Но прежде чем пускаться на поиски Бронислава Пилькевича, майор был намерен переговорить с доктором Васильевым и встретиться с Евдокией Андреевной. Возможно, она имеет представление, где разыскивать этого самого Пилькевича, если только он до сих пор не удрал за границу.

Когда майор добрался вечером до Четвертой Красноармейской, Евдокия Андреевна уже была дома. Майор специально так подгадал. Ему не хотелось с ней беседовать в ателье, коротко, сухо, под косыми взглядами местных сплетниц. Не об этом мечталось майору.

– А, Андриан Дементьевич! – встретила его одетая в домашнее старенькое платье и фартук Евдокия Андреевна. – Проходите. Я сейчас ужин готовлю, может, вы подождете меня в комнате несколько минут, я только огонь под кастрюлей убавлю.

– Конечно, конечно. Не торопитесь, – охотно согласился майор.

Она проводила его в уже знакомую небольшую гостиную, с кожаным диваном, высоким зеркалом в углу и оранжевым абажуром с кистями. Андриану Дементьевичу было здесь очень уютно, как-то по-домашнему хорошо и спокойно. Его собственный дом, точнее, его комната была по-казенному холодна. Обклеенные старыми газетами стены, железная кровать, стол, два стула, тумбочка, шкаф и несколько полок с посудой – вот и все его хозяйство. Даже занавесок на окнах не было. Он не любил бывать дома, приходил только ночевать, очевидно, это было одной из причин его успешной работы. Всего себя он отдавал работе. Потому что больше ничего у него не было.

– Ну, вот, – входя в комнату со сковородкой и чайником, проговорила Евдокия Андреевна. – Вы жареную картошку любите? У меня на сале.

– Обожаю, – искренне ответил майор. – Только вот как-то неловко получается, вроде как я специально к ужину подоспел.

– Ну что за пустяки, – улыбнулась Евдокия Андреевна, расставляя тарелки. – Я только рада компании. Родя с ребятами куда-то запропал, а я не люблю есть в одиночестве. – При этих словах на лицо ее набежала тень печали, и Андриан Дементьевич тотчас ощутил прилив чувства вины.

– Давайте я вам помогу, – неуклюже засуетился майор, желая хоть чем-нибудь загладить свою вину.

– Ну что вы. Вы гость, да и потом, я уже справилась, – ставя на стол тарелку с хлебом, проговорила Евдокия Андреевна.