Перстень Григория Распутина

Вечером, когда ребята, как обычно, сидели на крыше своего любимого дровяного сарая, к ним прибежал перепуганный мальчуган лет восьми и, с трудом переводя дух, сообщил:

– Родя, тебя там этот зовет, Сенька, в общем, он за углом ждет. – Мальчик сглотнул, утер пот и добавил тревожным шепотом: – Только ты, Родь, не ходи, он наверняка драться будет!

Ребята переглянулись. А Родион, смело спрыгнув с сарая, поспешил на встречу с Сенькой.

– Ну что, узнал что-нибудь? – подбегая к одиноко сидящему на лавочке под липой Сеньке, спросил Родион.

– Для начала, здравствуйте, молодой человек, – по-взрослому, с едва заметной иронией проговорил Сенька.

– Здорово, – спохватился Родион и после секундной заминки подал хулигану руку.

Сенька после такой же заминки ее пожал.

– Ну что, узнал что-нибудь? – повторил свой вопрос Родион.

– Про жида ничего. – доставая из-за уха папиросу и прикуривая, сообщил Сенька. – А вот что касается второго, Тихон Карякин его зовут, кое-что выяснил.

– Ну?

– Да ты остынь, а то вон пар из ушей валит, – солидно притормозил его Сенька. – На днях Тихон колечко какое-то толкнул одному барыге.

– Колечко? Барыге? – подскочил на скамье Родион. – Какое, кому?

– Ну, ты даешь! – усмехнулся Сенька. – Так я тебе и сказал, чтоб Тихон твой по мою душу пришел. Он, знаешь, калач тертый, шутить не будет. И вот еще что, – поднимаясь с лавки, добавил Сенька, – о наших с тобой делах никому ни слова. Понял? И ребятам своим передай. Если что, я тебя знать не знаю. Ясно?

– Да.

– Считай, что я тебе должок вернул, – загадочно добавил Сенька.

– Какой еще должок? – Родион во все глаза смотрел на хулигана.

Сенька немного помялся, но все же объяснил:

– Когда родителей арестовали, а нас с дедом в подвал выкинули, нам жрать было нечего. Все ценное из дома выгребли, у деда была крошечная пенсия плюс у него с сердцем плохо стало, так вот отец твой помог нам. И с лекарствами, и с деньгами, а потом еще деда сторожем в соседнюю поликлинику устроил, приятель там у него какой-то работает.

– Дядя Саша.

– Не знаю. В общем, должок я вернул, и обо мне больше ни слова. Дальше менты сами во всем разберутся.

– Ну, что ж товарищи! – весело потер руки майор Колодей. – Давайте обсудим результаты. Кто что вчера накопал, пора бы нам уже сузить круг подозреваемых.

Хорошее настроение майора ободряюще подействовало на подчиненных. Вася покинул свой стул в дальнем углу кабинета. Яков переместился с дивана к столу майора. И только маловпечатлительный Игнат Петрович остался где сидел, на своем обычном месте возле майорского стола.

– Ну, товарищи сыщики, кто хочет отчитаться?

– Да, можно и отчитаться, – хлопая старенькой кепочкой по коленке, согласился Игнат Петрович. – Отпали у нас с Васей Пронина и Щукина. С медсестрой и так все было ясно, ни мотивов, ни улик, а тут еще выяснилось, что у соседки с нижнего этажа ребенок маленький ветрянкой болеет, температура была высокая, так Щукина к нему каждые десять-пятнадцать минут забегала, пока мать с работы не пришла. Ну а Пронина в тот день с товаркой своей на работе подралась.

– Чего? Кто? – удивился Яков.

– Пронина, та, что из заготартели, у которой муж умер в больнице, скандалистка, – напомнил ему, не поворачивая головы, Игнат Петрович. – Подралась, да так душевно, что из шланга пришлось разливать, – усмехнулся Игнат Петрович. – Да и то я еще синяк под глазом разглядел. Как рассказали мне работники артели, Пронина баба мерзкая, но работящая. Связываться с ней никто не рискует, загрызет. А та, с которой она подралась, новенькая. И тоже палец в рот не клади. Раньше-то у Прониной муж в учете сидел, с ней связываться побаивались, вдруг муж зарплату неправильно насчитает, а теперь муж помер и авторитет ее малость упал, а новенькой и вовсе до лампочки. Из-за чего сцепились, никто не помнит, но факт есть факт. Пронина девятнадцатого числа вечером была на работе, ушла только в начале восьмого, сохла. Остается Оганесян.

– Добре. Круг подозреваемых сокращается, уже хорошо. Яков, у тебя что?

– У учительницы Галины Гавриловны Савченковой нет алиби на день убийства. А ее мать меня умышленно пыталась ввести в заблуждение. При этом Савченкова была как кошка влюблена в Платонова. И, по свидетельству матери, с месяц назад ей из больницы звонила Оганесян и советовала придержать дочь. Что якобы Савченкова приезжала в больницу к Платонову и там устроила сцену.

– Точно! – воскликнул радостно Вася. – Помните, Игнат Петрович? Нам в больнице рассказывали? Помните, Марфа Ефремовна?

– А ведь точно! Извини, Андриан Дементьевич, не придал значения. Думал, так, бабьи сплетни, – хлопнул себя по лбу Игнат Петрович. – Говорила нянечка, болтливая такая. Главная у них в отделении сплетница, язык без костей. Но да, видно, в этот раз не наврала. Точно, девица, говорит, одна проходу не давала доктору, он ее мать лечил, а она и влюбилась. Даже в больницу приходила, на коленях умоляла жениться на ней, а семью бросить. С месяц назад это было. А докторша Раиса Робертовна ее прогнала и стыдила, как можно так себя не уважать и доктора позорить. Выходит, учительница это была!