Перстень с поля Куликова... Хроники шести судеб [2-е изд., доп.]

Еще живы несколько декабристов. Среди них Матвей Муравьев-Апостол. Еще жива Анна Васильевна Розен, что по примеру Волконской последовала за мужем в Сибирь. Уже учится в гимназии девятилетний Володя Ульянов. Поистине, что история — это сообщающиеся сосуды судеб, биографий, событий.

Год назад скончался друг и революционно-демократический сподвижник, великий поэт России Николай Некрасов, что вынес когда-то роман «Что делать?» из тюрьмы с известными злоключениями.

Год назад приговорен к сибирской каторге народник Ипполит Мышкин, тот, кто попытался освободить его, Чернышевского.

Пишет о кооперативе-товариществе промышленных рабочих. Видно, предчувствует силу нового класса. Там, в Петербурге, забастовка на Новой бумагопрядильне. Она организована Северным Союзом русских рабочих.

В романе, что создается в Вилюйске, — не раз о Германии. Там, в Петербурге, царь всячески поддерживал Бисмарка в его недавней войне против Франции. Там, в Берлине, железный канцлер в тот год заключает договор с Австро-Венгрией — против России.

Пишет о необходимости восьмичасового рабочего дня. Там, в далеких Северо-Американских Соединенных Штатах, в Колорадо, горнорабочие потребовали именно этого. Одновременно в том же штате — война с индейцами.

Здесь, в Вилюйске, думает и рождает строчки о революционной Франции, о Парижской коммуне, о ее разгроме. Там, во Франции, спустя восемь лет после 1871 года — рабочий конгресс. Поднимаются пролетарии после поражения…

Два слова, повторенные трижды

Сей добро, жни добро, оделяй добром.

Русская пословица.

Из сборника Вл. Даля.

«Парижская коммуна» — несколько раз выводит перо Чернышевского в романе эти два слова.

Назвал революцию 1871 года никак не иначе — именно так, как сразу же назвали свое детище сами коммунары, как именуют ее все подлинные революционеры, начиная с Маркса и Энгельса и их соратников по Интернационалу. Не все тогда называли Коммуну Коммуной. Во многих газетах сходилось на бунте сброда, воров, убийц, поджигателей. «Московские ведомости» Каткова выражались, к примеру, очень определенно о коммунарах: «…самая развращенная чернь, какая когда-либо размножалась в больших городах, движимая приманкой грабежа, прикрашенного теориями коммунизма, несколько сумасшедших вралей и во главе всего наемные агенты вражеской страны».

Словно редкие, но яркие — и этим тем более притягивающие взоры — маяки на огромном побережье — это имя французской революции в обширном романе. Всего три раза насчитал я в нем слова «Парижская коммуна».

Казалось бы, есть ли смысл в преддверии особо выделенных глав о Коммуне так тщательно подсчитывать и так настойчиво выделять не более, чем упоминание.

Сделаем предположение — в романе ничего о Коммуне, как только это самое тройное упоминание.

В России, напомним, разгул реакции. В российской повременной печати, напомним, запрет на любое доброжелательное упоминание любой революции. Не всякий российский писатель и издатель осмеливались пренебречь…

От русского писателя, чтобы попытаться вывести одно лишь слово «коммуна», требовалось немалое мужество.

Ссыльный Чернышевский пошел на это. Правда, цена дорога: может быть, поэтому, боясь обыска и конфискации, писал и сжигал… Даже такого упоминания достаточно, чтобы выявить путеводительное, как стрелка компаса, отношение русского мыслителя к событиям во Франции.

Он пожелал — в открытую — назвать Коммуну Коммуной. Он решил — сознательно — откликнуться на нее. Он задумывает — убежденно — пробудить интерес своих соотечественников к революции пролетариев. Он предполагает — оптимистично, — что даже краткий рассказ о Коммуне станет полезным для России.

Отметим — «Отблески сияния», пожалуй, не только первое, но и единственное прозаическое художественное произведение в России в дореволюционное время с рассказом о Коммуне.

Рубрика дополнений. Коммуна и Россия

Первое как роман, но не единственное в отечественной литературе вообще. Ближайшие друзья и единомышленники Н. Г. Чернышевского не остались безучастными к Коммуне. Они подняли свой поэтический или публицистический голос в защиту коммунаров от палаческой десницы тьеровского правительства.

«Честным, доблестно павшим» коммунарам посвящается знаменитое стихотворение «Смолкли…» Некрасова. Этот реквием увидел свет лишь в нелегальной печати. Ему же принадлежит стихотворение «Страшный год». Оно написано под впечатлением статей Виктора Гюго: