Перстень Царя Соломона

Он еще раз хлопнул меня по плечу и удалился, а я... со вздохом взял в руки очередной том, на сей раз Костомаро­ва. На третий день я попытался было заявить, что все доб­росовестно одолел.

— А я тут тебе профессию выбрал,— обрадовал он меня,— Будешь у нас купцом.

— У меня коммерческая жилка отсутствует,— мрачно сообщил я,— А никем иным нельзя?

—  На Руси того времени свободных людей практиче­ски нет,— пояснил Валерка.— Есть лишь воины и те, кто их кормит, то есть несет тягло и платит подати. Воевать тебя не возьмут — ты и сабли-то в руках не держал. К тому же, как ни крути, это профессия подневольная. Возьмут и пошлют на пару лет в Ливонию. Или еще куда. А отпусков нет — время горячее. И что ты станешь делать? А твою не­наглядную еще найти надо — значит, покататься повсюду. Вот и получается, что тебе обязательно нужна именно бродячая профессия, и купец подходит лучше всего.

— А другой нет? — поинтересовался я,— Ведь протор­гуюсь.

—  Есть и другие,— пожал он плечами.— Только они еще экзотичнее. Ну, скажем, монах. Эти тоже из вольных пташек. Но ты хоть одну молитву знаешь? То-то. Разве что юродивого изобразишь — лепечи несуразицу и все. Но они предпочитают холостяцкую жизнь. И потом — ты по­думал о последствиях своего появления перед Машей в рубище, веригах и босиком? Нет, ноги она тебе, может быть, и омоет — тогда это считалось вполне естественным и даже модным. Но замуж...

Я почесал в затылке. Получалось и впрямь не ахти. Раз­ве что добираться до нее в обличье блаженного, а перед са­мым домом переодеться в нормальную одежду? Вооб­ще-то можно, но если кто-то застукает, то... Из задумчи­вости меня вывел голос друга:

— Хотя Библию тебе и впрямь придется подчитать, а то примут за какого-нибудь католика, особенно если нач­нешь креститься щепотью, а не двумя перстами. Тогда тебе вообще согласно решениям Стоглава — проклятие, анафема и отлучение от церкви. Ни богу помолиться, ни причаститься, ни исповедаться.

Я усмехнулся. Честно говоря, мне было плевать и на то, и на другое, и на третье. Это религиозному человеку стало бы не по себе, а мне как-то... Я эти самые храмы и тут по­сещал не больно-то. И вообще — может, кому-то и нра­вится ходить в рабах, пускай и божьих, а меня с души во­ротит. Кстати, не исключено, что бога тоже... воротит.

— А ты не ухмыляйся,— сурово осадил меня Валерка,— Я о церквях, обрядах, да и о самой Библии тоже невысоко­го мнения, но там тебе волей-неволей придется со всем этим столкнуться, и лучше подготовиться к этому заранее, иначе живо отволокут на костер.

— У нас же не какая-нибудь Европа! — возмутился я,— И почему ты уверен, что я попаду к староверам?

— Тьфу ты, балда стоеросовая! — даже плюнул с досады Валерка,—Да сейчас на Руси все староверы. Никон только через сто лет раскол учинит. А что до костров, то именно в этом веке на Руси как раз хватало желающих поджарить еретиков, да таких ярых любителей, что зачастую их не могли удержать даже великие князья. Чтоб ты знал, шест­надцатый век в нашей стране начинался именно с разбора так называемой «ереси жидовствующих» и сожжения ули­ченных в ней, включая высокопоставленных чиновников Иоанна Третьего Васильевича, в железной клетке на Мо­скве. А во времена Иоанна Четвертого в пятидесятых го­дах состоялся еще один знаменитый процесс по обвине­нию в ереси некоего Башки на с единомышленниками,— Он тут же исчез, вернувшись минут через десять и держа в руках очередную пачку книг,— Вот, — тяжело бухнул он их на стол передо мной, — Читай. Хотя нет, погоди. Сейчас я тебе закладок навставляю.

— И это тоже? — усомнился я, разглядывая «Настоль­ную книгу атеиста».

—  Всенепременно и в первую очередь,— сердито отре­зал Валерка.— В ней, чтобы ты знал, самое короткое изло­жение сути всех религий. Ты, главное, на комментарии о том, как они одурманивали народ и наживались на его не­вежестве, не смотри, и все будет в порядке.

Вроде бы одолел и их, но все равно первый экзамен, ко­торый устроил Валерка, я с треском провалил.

«Ой, липа. Ой, не поверят»,— сокрушался Жорж Милославский, разглядывая управдома Буншу в царских одеждах.

Вот-вот. Примерно то же самое.

Лишь на следующий день он, скривившись, заявил, что тройку, да и то слабенькую, с огромной натяжкой, он бы мне поставил, но никак не более. К тому же мой язык...

— А ты не забыл, что нам сегодня к ювелиру? — напом­нил я.— Имей в виду, сразу после него лишнего дня не за­держусь, сразу туда.

— Ладно,— тяжко вздохнул он и неожиданно встрепе­нулся: — О, идея! Будешь не просто купцом, а инозем­ным,— выдал он поправку,— Но православной веры. Ска­жем, твоя мать была русинкой, попала в плен к татарам, потом ее кто-то выкупил, ну а дальше разработаем. Пока это черновой набросок. Тогда все прокатит в лучшем виде.

— Уж очень ты строго к нему подходишь, — недовольно заметила Алена, присутствующая на моей «экзекуции».