Перстень царицы Ульяны (СИ)

- А ты сам, что ли, к ней сватался? – поддел я. Афанасий лишь усмехнулся.

- Куда мне! Бодров Лариску в короне видеть хочет, а я что? Мы в думе-то совсем недавно, всего четыре поколения, Бодровым не ровня.

- Так ведь и Казимир этот не король пока, - напомнил я.

- Так в том-то и дело, что пока, - заметил боярский сын. – Мало ли что случиться может. Ну бывай, Никита Иваныч, пойду я, ребята ждут, - он ещё раз пожал мне руку и взобрался по лестнице наверх. Похоже, его ждала неоконченная партия в карты.

Я поманил Митьку, и мы вышли за городскую стену. Стрельцы сверху помахали нам шапками, я помахал в ответ.

- Ну что, Митя, пойдём службу править.

- Ох Никита Иваныч, безмерной вы храбрости человек, - восхитился наш младший сотрудник и от души перекрестился.

Яга не ошиблась, примерно через полкилометра от стены начинался лес. Деревья там росли на некотором расстоянии друг от друга, и потому он был насквозь пронизан солнечным светом. Я прислушался: лёгкий ветер едва шевелил ветви деревьев, шелестела молодая листва. На опушке мы с Митькой огляделись и, никого вокруг не обнаружив, направились вглубь леса.

- Ты знаешь, куда идти?

- Да тут просто всё, Никита Иваныч. Оградка скоро будет низенькая, а за ней оно и есть – собачье кладбище, стало быть.

- А сторож тут какой-нибудь имеется?

- Откуда ж мне знать, батюшка участковый, я ведь, слава Богу, не хожу сюда, нужды нет. А вы не боитесь? А ну как пробудятся звери…

- Митька! – прикрикнул я. – Забодал уже!

- Да я что, - прогудел наш младший сотрудник, начиная лихорадочно креститься, но всё же безропотно топая следом. Было, заметьте, часов одиннадцать, солнечные лучи насквозь пронизывали лес, а он всё равно боялся так, будто на нас сейчас рота упырей выскочит.

Низкую плетёную оградку мы нашли быстро. Избушку смотрителя, кстати, тоже – стояла впритык к огромному дубу. Мы перешагнули заборчик и неспешно направились к ней. До избы нам оставалось ещё метра три, когда дверь распахнулась и наружу выглянул сухонький старичок.

- Доброго здоровьичка, батюшка сыскной воевода! – поприветствовал он. – Какое дело милицейское вас сюда привело?

- Здравствуйте, дедушка. Вы здесь сторож, правильно?

- Истинно, - подтвердил дедок и вышел из избы. Он был невысокого роста, с бородой по пояс, одет скромно, но чисто. – Евлампий я. Уж почитай лет восемь живу здесь, покой зверей почивших охраняю. Тоже ведь творения Божьи, сна вечного в спокойствии заслуживают.

- И как здесь обстановка в целом?

- Да побойтесь Бога, Никита Иваныч! – всплеснул руками дед. – Горожане сюда зверей своих в последний путь относят, навещают их, могилки прибирают. Супостатов ни единого разу здесь не видел, нешто мы нехристи какие? Я, собственно, не для охраны здесь, какой из меня охранник? Моё дело простое – за порядком следить. Листву прибираю али от снега дорожки чищу, где ветка какая упала – подниму. Заблудился кто, опять же, спросит меня – к нужной могилке отведу. Тихое это место, Никита Иваныч, тихое и очень печальное. Звери – они ж ведь твари Божьи бессловесные, их смерть не меньше людской трогает.

- Здесь собаки в основном, да? – вспомнил я вчерашний рассказ Яги. Дед кивнул:

- Истинно. Коты есть, но мало очень, кот – животина древняя и силой колдовской наделённая. Уходят они, а уж где и как умирают – про то мне не ведомо, может, и не умирают, а сразу перерождаются. А вот собаки да… собака Господом создана, дабы при человеке находиться, верным другом ему быть. Рядом с людьми они умирают. Несут их сюда хозяева, а уж я утешаю как могу. Особливо детки малые убиваются, ну так для них я завсегда доброе слово найду, говорю, что, нового пса заведши али с улицы подобравши, откроют они почившему врата в Рай собачий. Да вы пройдите, батюшка участковый, посмотрите, как здесь всё устроено, а уж потом вопросы свои милицейские зададите.

Я кивнул. Дед медленно повёл меня по дорожке между могил. Он был прав: тихое место, напоённое невыразимой тоской. Людские кладбища не вызывали у меня таких эмоций. Да, грустно, но все мы смертны. А здесь как-то иначе. Думаю, потому, что с животными не сразу поймёшь, что у них болит, а когда поймёшь – уже и поздно может быть. Не могут они объяснить, самим догадываться приходится. Я тяжело вздохнул.

Собачьи могилы были небольшие, на расстоянии друг от друга. Почти все ухоженные, прибранные, кое-где на земле лежали букетики первоцветов. Под деревьями цвели ландыши, их одуряющий запах плыл вокруг. Россыпи белых колокольчиков издалека напоминали запоздалый снег. Крестов на могилах не было – всё ж таки животные, зато стояли таблички с именами. Некоторые были подписаны корявым детским почерком. Я сглотнул комок в горле. Наверно, я сам никогда не заведу животное – вот именно поэтому. Они умирают, когда ты ничего не можешь сделать.

- На прошлой неделе священник сюда пса приносил – помните ли?

- Помню, как не помнить, - кивнул дед. – Отец Онуфрий в Лукошкине человек новый, приехал, почитай, с месяц как и пса своего привёз. А пса-то и отравили лихие люди… ну да Бог всё видит, каждому воздастся по делам его. Вас пёс этот интересует?