Перстень царицы Ульяны (СИ)

Мне показалось, что в конце улицы мелькнула тощая долговязая фигура дьяка Филимона. Впрочем, я не был уверен – слишком далеко, и в целом, что ему от нас могло понадобиться? Фильку Груздева в милицию калачом не заманишь, да и нужен он нам тут, как коту лапти. Я на незначительном отдалении следовал за боярским посыльным. За полтора года, что я здесь, я успел неплохо изучить город, благо он не такой большой, каким кажется на первый взгляд, но имениями наших думцев никогда не интересовался. У некоторых я был – у Мышкина, например, по ходу следствия. Мышкин, кстати, уже год как в деревне срок отбывает, ему ещё лет пять вход в столицу закрыт. У Кашкина был в гостях, с ним у нас сложились тёплые приятельские отношения. Бодровское подворье только издалека видел – этот в самом центре, чуть ли не напротив государева терема. Теперь вот интересы следствия вели меня к Крынкину. Я бы и рад ограничить своё взаимодействие с боярской думой, да всё никак.

Наконец мы дотащились до северных окраин. Имение боярина почти примыкало к городской стене. В отличие от первого случая нецензурных заборных художеств, здесь фронт работ был больше в несколько раз. Чтобы расписать весь забор, окружавший владения боярина, потребовался бы не один час, поэтому наш неведомый преступник, видимо, решил не рисковать и отметился на самом видном месте – у ворот. Я рассмотрел несколько нацарапанных углём частушек, а также надпись, начертанную здоровенными буквами: «Верни награбленное!». Я едва не расхохотался. Робин Гуд какой-то, честное слово. Да этот лозунг на воротах всей думы писать надо.

Сам Крынкин не появлялся, но его дворня выстроилась передо мной, как на плацу. Я прошёлся вдоль шеренги боярской прислуги и задал уже ставший привычным вопрос:

- Кто-то что-то видел?

- Я видела, батюшка участковый, - вперёд, смущаясь, шагнула совсем юная барышня в дорогом парчовом платье. Дочь, что ли? Я думал, здесь только слуги. Под моим непонимающим взглядом девушка совсем стушевалась. – Агапка я, Евстафия Петровича подавальщица полотенец.

Что, простите? Я постарался сохранить невозмутимое выражение лица. Подавальщица полотенец?! Да ещё в таком наряде… а, хотя понятно. Я жестом велел девушке подойти ближе.

- Кстати, а ворота охраняются?

- Охрану с ворот Евстафий Петрович на конюшню отправил, в наказание за провинность порке подвергнутыми быть, - доложил какой-то мужик. – Как поутру боярин проснулся, да как доложили ему, что ворота его центральные опохаблены – так и прогневались Евстафий Петрович.

Я хотел было высказаться относительно недопустимости телесных наказаний прислуги, но передумал. Моё мнение ничего не изменит, милиция и боярская дума никаких точек взаимного влияния не имеют. К тому же, если мне так уж хочется нести просвещение в массы, действовать следует через государя. Но не сегодня – и так дел по горло.

- Кхм… как закончат – охрану с ворот ко мне, я допросить их должен.

- Слушаемся, батюшка участковый!

Боярские слуги начали расходиться. Я обернулся к девушке.

- Простите, Агапка – это полное имя?

- В книге у попа записана Агафьею… - пролепетала она, не смея поднять на меня глаза. Я кивнул.

- Хорошо. Скажите, Агафья, где у вас тут можно побеседовать, чтобы без лишних ушей?

- Вы наедине хотите? Так про то у Евстафия Петровича спрашивать надобно… он от гостей такие вещи зело не любит.

Тьфу ты, прости Господи! Я не сразу понял, что она имеет в виду.

- Я хочу просто задать вам несколько вопросов. Если считаете нужным, уточните у боярина сами, но он вряд ли станет противиться. Полномочия милиции определены самим царём. За сопротивление следствию государь лично с него спросит.

Она смерила меня долгим испытующим взглядом и, видимо, решив, что мне можно верить, кивнула на резную лавку у крыльца.

- Вот здесь можете вопросы следственные задать. Никто не помешает, а всё ж мы на виду. Боярин не осерчает.

Ну, допустим, боярского гнева я не боялся. Мышкин, с которым мне довелось иметь дело в первые недели моего пребывания здесь, по знатности рода и значимости в думе был где-то в первой десятке – и всё же нам, фигурально выражаясь, удалось его свалить. И это я ещё спас боярина от почти неминуемой казни, государь собирался отрубить ему голову. Крынкин был всё же рыбой помельче. И кстати, почему я рассуждаю о нём, как о преступнике? Ну, то, что вся дума наперебой ворует из казны, к делу не относится, сейчас он – потерпевший, свидетель, в общем, кто угодно, но не подозреваемый.

Девушка села на лавку первой, расправила тяжёлые складки платья. Я искоса её рассматривал. Совсем юная, лет семнадцати максимум, причёсана тщательно, по моде, но платье парчовое носить не умеет, постоянно в нём спотыкается. По всей видимости, подавальщица полотенец допущена в барскую постель не так давно, не успела ещё с ролью фаворитки свыкнуться.