Пертская красавица

– Генри, мой Генри, мой любимый сын! – закричал старик. – Ох, что тебя потянуло ввязаться в погибельную битву? Умираешь, не сказав ни слова?..

– Нет… Я скажу свое слово, – отозвался Генри. – Кэтрин…

Он больше ничего не мог проговорить.

– С Кэтрин, полагаю, все в порядке: она будет твоя, коли только…

– «Коли только она жива и здорова», не так ли, старик?

– подсказал Дуглас. Его несколько задело, что Генри отклонил его предложение, однако он был слишком великодушен, чтобы безучастно отнестись к происходившему. –

Она в безопасности, если знамя Дугласа может ее защитить, – в безопасности, и будет богата. Дуглас может дать людям богатство, если они ценят золото выше, чем честь.

– За то, что она в безопасности, милорд, сердечное благодарение ее отца благородному Дугласу! А что до богатства, так мы и сами изрядно богаты… Золото не вернет к жизни моего любезного сына.

– Дивлюсь! – сказал граф. – Мужик отклоняет рыцарское звание, горожанин презирает золото!

– Позвольте, милорд, – сказал сэр Патрик, – я сам – не последний среди рыцарей и знати, и я беру на себя смелость заявить, что такой храбрец, как Генри Уинд, может пренебречь всеми почетными званиями, а такой честный человек, как этот почтенный горожанин, может не гоняться за золотом.

– Ты правильно делаешь, сэр Патрик, когда заступаешься за свой город, и потому я не приму твои слова в обиду, – молвил Дуглас. – Я никому не навязываюсь со своими милостями… Однако, – сказал он шепотом герцогу

Олбени, – вашей светлости следует увести короля подальше от этого кровавого зрелища: сегодня до вечера ему предстоит узнать то, что завтра с первым светом разнесется по всей шотландской земле. Так! Распре положен конец. А

даже и мне больно подумать, что здесь лежат убитыми столько храбрых шотландцев, чьи мечи могли бы решить в пользу нашей страны исход хоть какого сражения!

Короля Роберта с трудом убедили удалиться с поля битвы. Слезы катились по его старческим щекам и белой бороде, когда он заклинал всех вокруг – и вельмож и священников – позаботиться о душевных и телесных нуждах тех немногих, что вышли из спора живыми, и с почетом похоронить убитых. Священники, присутствовавшие на месте, стали ревностно предлагать свои услуги в том и другом – и благочестиво исполнили, что обещали.

Так кончился знаменитый бой на Северном Лугу. Из шестидесяти четырех храбрецов (включая менестрелей и знаменосцев), вышедших на роковое поле, выжили только семеро, да и тех унесли на носилках в состоянии, близком к тому, в каком лежали вокруг – мертвыми и умирающими –

их соратники, и провожали их вместе в единой скорбной процессии, и мертвых и живых, с арены их борьбы. Один

Эхин ушел с нее невредимый, но утратив честь.

Остается добавить, что в клане Кухил из кровавой битвы не вышел живым никто, кроме сбежавшего вождя, и вследствие поражения конфедерация эта распалась. Любители старины могут лишь строить догадки о том, какие именно кланы входили некогда в ее состав, так как после решающего спора кухилы уже никогда не собирались под общим знаменем. Клан Хаттан, напротив того, продолжал разрастаться и процветать, и лучшие роды на севере Горной Страны похваляются, что происходят от племени

Горного Кота.

ГЛАВА XXXV

Когда король медленно ехал назад в монастырь, где стоял двором, герцог Олбени с тревогой в глазах и дрожью в голосе спросил у графа Дугласа:

– Поскольку, милорд, вы явились очевидцем печальных событий в Фолкленде, не пожелаете ли вы сообщить о них весть моему злосчастному брату?

– Ни за всю Шотландию! – отрезал Дуглас. – Я лучше стану на полет стрелы перед сотней лучников Тайндейла и обнажу перед ними грудь. Нет, святая Брайда Дугласов мне свидетельницей, я могу только сказать, что видел несчастного юношу мертвым. Как случилось, что он умер, это скорее сможете объяснить вы, ваша светлость. Когда бы не бунт Марча и не война с англичанами, я бы высказал вам, как я на это смотрю. – С этими словами граф отвесил низкий поклон в сторону короля и поскакал к себе, предоставляя герцогу Олбени рассказать брату о случившемся, как он сам сумеет.

«Бунт Марча и война с англичанами? – повторил про себя герцог. – Да! И еще твоя собственная выгода, любезный граф, которую при всем своем высокомерии ты не можешь отделить от моей. Что ж, если задача возложена на меня, я должен с нею справиться – и справлюсь».

Он проследовал за королем в его покои. Король, опустившись в свое любимое кресло, с удивлением посмотрел на брата.

– Ты бледен как смерть, Робин, – сказал король. – Хотел бы я, чтобы ты побольше думал перед тем, как дать пролиться крови, если это на тебя так сильно действует. И, однако, Робин, я люблю тебя тем горячей, что временами ты все-таки выказываешь природную свою доброту – даже и тогда, когда прибегаешь к сомнительной политике.

– А я, мой царственный брат, – сказал приглушенным голосом герцог Олбени, – всей душой хотел бы, чтобы нам сегодня не довелось услышать о чем-нибудь похуже, чем залитое кровью поле, которое мы с вами видели сейчас. Я